Полковник тигром обошёл замершего посреди комнаты опера, фыркнул в усы, опять же — как тигр, — уселся в кресло и, чуть сбавив обороты, осведомился:
— Ройкин, ты понимаешь, что у нас впервые за три года случилось убийство?
— Никак нет, Иван Севастьянович.
— Такой тупой, что не понимаешь?
— Не убийство, Иван Севастьянович.
— Опять будешь рассказывать, что эксперты признали произошедшее несчастным случаем?
— Так точно.
— Давай без формализма.
— Слушаюсь.
— Ройкин?
— Извините, Иван Севастьянович.
Полковник поморщился, изучая одухотворённую исполнительностью физиономию опера, вздохнул и поведал главную причину своего неудовольствия:
— Эксперты, эти черти очкастые, сообщили, что Коряга… Тьфу… Корягин, в общем… — Необходимость назвать всем известного бродягу по фамилии сбила начальника полиции с толку. — В общем, эксперты сообщили, что Корягин не смог бы так насес… усес… Тьфу! — Полковник поднёс к глазам лист бумаги, нашёл в отчёте нужное место, но зачитывать его не стал, а просто уточнил: — В общем, не смог бы Коряга оказаться в той позе, в которой мы его нашли. Если бы он, как сказано в первоначальном отчёте, оступился и упал на острия прутьев, то, во-первых, сел бы лишь на один кол, а не три; а во-вторых, не получил бы сквозного ранения, а их у него два. Другими словами…
— С ним был кто-то, и этот кто-то помог Коряге насадить… наткнуться…
Ройкин тоже не знал, какое слово следует использовать в данном случае. И почти сразу пожалел, что перебил полковника.
— Филолог в прошлом?
— Никак нет.
— Сам вижу.
Несколько секунд полицейские смотрели друг на друга, после чего начальник полиции хмуро продолжил:
— Это означает, старший лейтенант Ройкин, что в нашем городе произошло убийство. Хладнокровное, жестокое, продуманное.
— Так точно…
— Я ведь сказал: без формализма!
Широкая ладонь полковника опустилась на столешницу с такой силой, что Дима вздрогнул.
— Извините.
— Заткнись!
— Слушаюсь.
— Отчёт экспертов уже известен в области, и я там как раз был, докладывал о «несчастном случае»… — Полковник хмыкнул. Старлей понятливо промолчал. — В общем, генерал потом долго смеялся.
— Ясно.
— Когда орать перестал.
— Тоже ясно.
— А я не люблю, когда надо мной смеются.
— Я ведь на отчёт ориентировался, Иван Севастьянович.
— Должен был проявить профессиональную смётку.
— Виноват.
— Заткнись.
— Слушаюсь.
— Так вот… — Начальник полиции обхватил себя за подбородок, помолчал и вернулся к спокойному тону: — Ты ведь сводки читаешь?
— Да, — кивнул Ройкин, послушно забыв «Так точно!».
— Видел, сколько трупов у нас образовалось за последние два месяца?
— Так ведь волки, Иван Севастьянович.
— Волки — это волки, а трупы — это трупы. Генералу пофиг, откуда у нас мертвяки берутся. Он смотрит на показатели и видит, что у нас смертность. И ему это не нравится… — Полковник посмотрел оперу в глаза. — А тебе бы понравилось?
— По мне, чем меньше смертность, тем лучше, — не стал скрывать Ройкин. — Работы меньше. — Пауза. — И по шее тоже…
— Бездельник.
— Гуманист.
— Ты чего разговорился?
— Вы сами приказали: без формализма.
Полковник улыбнулся.