С Ройкиным всё было понятно: с ним хорошо телом. С ним Лера отдыхала, не думая о таких мелочах, как будущее, точнее, прекрасно понимая, что никакого будущего у них нет и не предвидится. Что расстанутся они, когда ей придёт время покинуть Озёрск, и никогда более, ни наяву, ни тем более во сне, не вспомнит она бравого полицейского.

С Анисимом оказалось сложнее.

Отдохнуть телом получилось великолепно, можно сказать — на все сто. Но, к сожалению, к ужасу, к счастью и несчастью одновременно, душа её тоже занималась этой ночью любовью и хотела ещё.

Душа ей шептала:

«Анисим…»

И потому вспыхивали глаза при каждой новой эсэмэске, и дрожали пальцы при воспоминаниях о прошлой ночи, и наворачивались на глаза слёзы — когда никто не видел, разумеется, только тогда! — потому что не всё, далеко не всё рассказала Лера Анисиму о себе и теперь боялась, страшно боялась, что будет, когда он узнает…

«Люблю тебя!»

«Хорошо, что хоть замуж не зовёт по СМС…»

Душа всё поняла, оценила масштаб надвигающейся катастрофы, и по ней заскребли кошки.

«Спящий, ну ты и шутник! Ну зачем ты так со мной? Что я такого натворила, чего не делал никто другой? Зачем ты устроил мне это испытание?»

Первые два урока прошли как в тумане: что-то говорила, объясняла, показывала, подсказывала, но ничего в памяти не отложилось, и даже выставленные отметки показались потом странными. Хорошо, что хоть «семёрок», «восьмёрок» не наставила. На третьем уроке Лера слегка пришла в себя, однако сразу после него примчалась Ленка Злоткина из десятого «А» и протараторила, что «вас, Валерь Викторна, скорее просят в учитскую», и умчалась, ничего не объяснив.

Встревоженная Лера отправилась в учительскую и, к ужасу своему, обнаружила в ней огромную корзину потрясающе красивых и алых, как губы первокурсницы, роз.

Поскольку речь шла о Чикильдееве, педагогический коллектив усиленно делал вид, что ничего особенного не произошло и букеты роз площадью в пару квадратных ярдов в школу вносят едва ли не каждый день, но Лера поняла, что теперь — всё.

Или она ведёт Анисима под венец, или уезжает навсегда.

Потому что букетом своим стервец Чикильдеев на весь Озёрск объявил, чем они занимались прошлой ночью.

— Да, да… Я поняла… Да. Спасибо, Спиридон Спиридонович, я о вас не забуду. — Эльвира отключила телефон и повернулась к развалившемуся в кресле вампиру. — Звонил начальник охраны стройки…

— Я понял.

Спиридон Спиридонович Поленный не считал, что делает что-то неправильное. В его представлении Эльвира и Анисим были компаньонами, а значит, не было ничего предосудительного в том, чтобы рассказывать одному из владельцев о происходящем на площадке, получая при этом небольшую еженедельную премию к зарплате. В конце концов, ничего во вред Чикильдеевым он не рассказывал.

— Бульдозерист Свекаев договорился о какой-то халтуре. — Эльвира вздохнула. — А перед этим бульдозериста Свекаева видели в компании с охранником Левым и неизвестным.

— Столяров, — поморщился вампир. — Собутыльник Газона.

— Насколько я помню, сокровищами должен был заниматься шас, — ровно напомнила девушка. — Но я так, к слову.