— Так и надо, — серьёзно произнёс Дима. — На такое нужно отвечать.

— Во-во…

— А вот камень ты напрасно утащил.

— Думаете?

— На самом деле думаю я иначе, но воровать всё равно нельзя, — усмехнулся полицейский.

— Это алмаз?

— Нет, конечно. — Ройкин ещё раз взвесил в ладони увесистый синий камень и вздохнул, понимая, что драгоценности настолько огромными не бывают. — К сожалению.

— А так хотелось бы…

Сейчас, конечно, Цыпа рассказывал о событиях прошлой и предыдущих ночей довольно спокойно, вспоминал подробности, пытался приукрасить себя, даже шутил иногда, но… Но всего несколько часов назад подросток был в совершенно ином состоянии, и Ройкину пришлось изрядно потрудиться, чтобы привести Бориса в чувство.

…Ужас.

Вот что это было.

Ужас, который поглотил его, как дракон, — с головой.

Убийство Эльвиры, забрызганная кровью машина, мёртвое и удивлённое лицо девушки — страшные картинки не были предназначены для глаз и психики подростка, шибанули Бориса наотмашь, и он бегом бросился домой, в квартиру, совершенно позабыв, что родители уехали на выходные и никто, никто не сможет его успокоить, приободрить, защитить… Парнишка инстинктивно бежал домой, и именно там его перехватил Ройкин.

«Эй, парень, поговорить надо!»

«Оставьте меня!»

Однако опытный полицейский молниеносно оценил состояние подростка и не оставил.

Следующие четверть часа прошли в уговорах, разговорах, утешениях и прочих умелых попытках погасить истерику, в которую впал Цыпа. В конце концов Ройкин справился. Услышал неожиданное: «Там, там Эльвиру убили!», спросил где, затем заставил Бориса проглотить таблетку, уложил на заднее сиденье своего «Форда» и отправился к дому Леры. Но ничего, кроме кучки разбитого автомобильного стекла, на проезжей части не нашёл. Покачал головой задумчиво, собрал осколки — на некоторых из них были видны следы крови — в конверт и вернулся к дому Цыпы. Уложил парня спать — как раз таблетка подействовала, — а сам изучил содержимое карты памяти его фотоаппарата, всё понял и утром приступил к расспросам.

Однако Борису тоже было о чём спросить.

— Почему вы меня ждали дома?

— Потому что видел тебя около музея.

— А я вас не видел.

— На это и был расчёт.

— Вы следили за мной? — испугался Цыпа.

— Много чести, — хмыкнул Ройкин. — Я следил за грабителем.

— Ух ты! По-настоящему?

— Ага.

— От самого его дома?

— От стройки, — поправил подростка полицейский. — Он на стройке работает.

— А как вы узнали, что он будет музей грабить?

— Я… — Откровенничать с подростком опер не мог. Точнее, не хотел, потому что объяснения могли затянуться.

Серия невозможных для тишайшего Озёрска смертей — убийство, самоубийство, снова убийство — вызвала у Ройкина вполне понятное подозрение. Но в отличие от коллег Дима не удовлетворился неожиданно появившимися объяснениями и результатами расследований, которые никуда не вели, а, тщательно всё обдумав, пришёл к выводу, что с прошлых, тишайших времён в тишайшем Озёрске изменилось лишь одно — началась грандиозная стройка в графской усадьбе. И именно на ней появился наиболее подходящий на роль убийцы персонаж — татуированный с ног до головы бывший зэк Левый, Сигизмунд Феоклистович, и именно за ним отправился тайно следить Ройкин, сообщив всем, и даже Лере, что собирается на охоту.