– Но допускали же! Природные катаклизмы, человеческий фактор… В Чернобыле провели пробную остановку, хотя там не хватало персонала, а те, кто был, не обладали нужной компетентностью. В Японии власти знали, что станцией владеет TEPCO[14], которая была уже много лет на грани банкротства. Они пожалели двести миллионов, чтобы модернизировать топливные бассейны. Не такие большие деньги, но и их не было.

– Мы, во всяком случае, такого не допустим. Люди учатся на чужих ошибках. Неужели ты думаешь, что Управление безопасности позволит нарушать технику этой самой безопасности?

– Банки разоряются, самолеты таранят небоскребы. Представь пару психически нестабильных операторов у панели управления. Допустим, у них комплекс Герострата. Или они собрались шантажировать государство.

Хайнцу больше всего хотелось встать и уйти. У него сильно кружилась голова.

– Немцы закрывают ядерные станции, – продолжил Грегер.

Хайнц хотел попросить его прекратить мрачные пророчества, но язык словно прилип к гортани.

– Тогда скажи мне, почему ты выбрал эту профессию, если сомневаешься в нашем деле? – юмористический настрой Урбана сменился плохо скрытым раздражением.

– Я не сомневаюсь… Я только подумал, что может случиться, если… Слушай, какого черта? Я прекрасно знаю, какие вы здесь профессионалы.

Наконец-то догадался, что пора заткнуться.

– Ты сегодня какой-то тихий, Хайнц.

Кто-то положил ему руку на плечо. Он обернулся – Морган.

– А когда будем отмечать замену твоей двадцать пятой сборки?

Хайнц попытался улыбнуться, и сам почувствовал, насколько вымученной получилась эта улыбка. Он чувствовал себя Иудой, продавшим душу. Люди, сидящие за столом, – тоже его семья. Больше тысячи сотрудников, и он знаком почти со всеми. Многие работали посменно – утренняя, дневная и вечерняя. Четыре недели, потом чередуются. Постепенно узнаешь всех.

Хайнц относился к сослуживцам с огромным уважением, если не с любовью. То, что он собирается сделать, оставит несмываемое пятно на их репутации, поставит под сомнение компетенцию и пригодность к работе на ядерной станции. Он понятия не имел, что там на этой флешке, но на станции действовал строжайший запрет на использование любых посторонних носителей информации – слишком велик риск заражения системы компьютерным вирусом. Их сеть даже к Интернету не подключена.

– Обязательно надо отметить, – подхватили сослуживцы. – Двадцать пять замен, тысячи перемещений, сотни ремонтов! Ты и есть «Форсмарк», дружище!

– Попрошу Марианн испечь двухметровый рулет с упландской черникой, – сказал Хайнц с натужной улыбкой.

Он вдруг забеспокоился, что его мрачность может вызвать подозрения.

Он встал, оставив недоеденный блинчик.

– Что с тобой? – спросил Урбан и кивнул на тарелку. – Ты же никогда не жаловался на аппетит.

– У меня срочное дело в зале.

– О’кей. А можешь меня подбросить после работы? Я засек – ты сегодня с машиной.

Хайнц молча кивнул, взял поднос и пошел к стойке с грязной посудой.

Он выжидал, и случай наконец представился. Соня встала и пошла в другой конец зала управления третьим реактором, «Форсмарк-3», что-то спросить у начальника смены. Флешка зажата в левой руке. Надо всего-то вставить ее в интерфейс любого из компьютеров. Рука налилась свинцовой тяжестью. Подумал, что именно так чувствуют себя люди перед роковым прыжком в пропасть.