– Филипп, не имея медицинского образования, изменял людям внешность, – подвел итог Костин.

– Меня не просили изучать биографию Зеленова, – сказал Захар, – но я по собственной инициативе стал в ней копаться. Филипп почти пять лет учился в медицинском вузе. Потом оформил академический и не вернулся в институт. Диплома врача у него нет, но за четыре с половиной года он кое-чему определенно научился.

– Некоторые люди, окончив медицинский, как были идиотами, так ими и остались, – буркнул Костин.

– Труп Ушакова пришел к нему за ринопластикой, – добавила Катя.

– Труп передвигаться на своих двоих не способен, – не выдержала я. – Василий Николаевич имел солидный капитал. Сомнительно, что человек его уровня решил воспользоваться подпольным кабинетом.

– Может, Ушаков не желал доверять свое лицо российским хирургам, – решила отстаивать свою версию Баранова, – как ни включу телевизор, там непременно среди участников очередного дурацкого шоу врач сидит, рассказывает, что и как с собой сделала некая звезда для омоложения.

– Врачебная тайна нынче не соблюдается, – согласился Вульф, – но, полагаю, Лампа права. Ушаков не обратился бы к Зеленову, он просто улетел бы в США. Там нет российских папарацци, а для местных журналистов Василий Николаевич никто. Хотя он и у нашей прессы не особенно популярен, не тусовщик. Но все равно интерес к олигарху, наверное, был.

Антон поднял палец.

– Отмечу несоблюдение правил гигиены. У стены печка для стерилизации инструментов. Есть кварцевая лампа. Это хорошо. Но комната, в которой все происходит! Она обычная. Как ее правильно вымыть? Стены, пол не стерилизуешь. Готов спорить, что пациенты Филиппа умирали от разных инфекций.

– Давайте временно отвлечемся от красоты морды лица, – попросил Михаил. – И обратимся к комнатушке, которая открылась после того, как Ксения схватилась за столик и случайно нажала на кнопку.

На экране появился новый снимок.

– Маленькая совсем! – воскликнула я. – Да это не дом, а шкатулка с секретами.

– Похоже, Зеленов открыл еще один музей. На сей раз крохотный. Там одна полка с закрытыми ячейками. Под дверцами таблички, – пояснил Потапов.

Захар нажал на пульт, снимок увеличился, и я прочитала вслух текст на табличках:

– «О. восемнадцать, тридцатого пятого, удачно, неудачно, ушла, десятого шестого. Н. восемнадцать, тридцатого пятого, удачно, неудачно, ушла девятого шестого. А. восемнадцать, двадцать девятого пятого, удачно, неудачно, ушла первого шестого. Г. семнадцать, тридцать первое пятого, удачно. V.V.V. пятнадцатого восьмого». Это что? – поразилась я.

– Посмотри, что там в ячейках, под которыми висят таблички, – распорядился Потапов.

– Там, где написано «Н», – далеко не новые туфли, размера, примерно, моего. У «О» пусто, – стала перечислять я, – в «Г» – цепочка с медальоном. В «А» – очки солнечные, дешевые.

– Тебе это ничего не напоминает? – обратился ко мне Макс.

Я ощутила, как по спине прокатился колючий озноб.

– Федосеев. Сексуальный маньяк. У него в гараже в яме был ход в подвал, там на полках хранились сувениры убийцы. Он у каждой жертвы брал что-либо на память.