Во времена Натаниэля деревня росла и развивалась, и в долину Деннингов стали приезжать люди с деньгами. В 1835 году был построен «Пастуший посох», о чем свидетельствовали цифры, вырезанные на косяке при входе. Бар расположился напротив церкви, которую Ричард продолжал реставрировать. Был установлен орган, а в доме священника, среднем из девяти домов, сделали новую крышу. И в том же году, когда Ричард принял дела у своего отца, он распорядился поставить статую святого Михаила с драконом прямо напротив окон бара, с тем чтобы в субботу вечером, когда последняя смена заканчивала работу и впереди ждал выходной, ткачи, ворсовщики и сортировщики ткани вспоминали, что Дьявол многолик, и шли домой читать Священное Писание.
Однако, каковы бы ни были перемены, какие бы прибыли ни сулил бодрый стук ткацких станков, Ричард, тем не менее, перенял от своего отца увлеченность стариной и начал возвращать в Эндландс прежние обычаи. Таким образом, за несколько лет деревня получила множество праздников на каждый сезон, когда все могли собираться и вместе их отмечать. Праздновали не только Пасху или Рождество, но и День колокольчиков, Иванов день, сбор урожая, открытие Ежевичной ярмарки, окончание сбора орехов, грибную охоту. Два цикла праздников сливались вместе: церковный и земной. Горожане, перебравшиеся на Нью Роу, приобретали, таким образом, целостное представление о течении года – представление, которое, как был убежден Ричард, выросшие среди задымленных кирпичных стен люди смутно помнили. Все мы когда-то были фермерами.
Он говорил, что дал своим рабочим возможность жить так, как должны жить все англичане: стоя на твердой земле, слышать шум реки.
Кэт вылезла из ванной, вытерлась и обработала кожу тальком. Да, возможно, Анжела была права, когда высказывалась насчет ее фигуры. Глядя на узкие, мальчишеские бедра и небольшой мягкий живот, с трудом можно было представить, что в этом теле мог бы развиться полноценный ребенок.
Но Кэт изменится. По мере того как будет расти младенец, она сама раздастся в объеме. Вздуется живот, а маленькие груди, свисающие сейчас, как яблоки, когда она наклонилась, чтобы вытереть полотенцем колени, станут похожи на тыквы.
– Тебе пойдет быть толще, – заметил я.
– А ты не можешь сказать: когда я стану матерью?
– Когда станешь, тогда и скажу.
– Я даже не могу представить, как я буду выглядеть через семь месяцев, – сказала она. – Не знаю, что со мной будет, когда он своей тяжестью придавит меня к земле.
– Это неизбежно, – сказал я.
– Я так понимаю, ты родился здесь, в этом доме?
– Именно здесь, да, – ответил я.
– Твоя мама была смелая женщина. Не побоялась.
– Так жили все, – ответил я. – И здесь люди приходили на помощь.
– Я бы предпочла, чтобы меня окружали няни.
– Ну, со мной же все в порядке, – заметил я.
– Да уж, ты крепкий как дуб, – отозвалась она, надевая пижаму. – У кого в жилах течет кровь фермеров, наверно, все такие.
– Почему ты смеешься? – спросил я.
– Представила, как бы мы жили здесь, – ответила Кэт. – Точно, как сказала Анжела.
– Неужели это так плохо?