– Идти будет трудно, – сказал он. – Дожидаться, пока народ подтянется, мне будет некогда.
– Тогда придем за ними завтра, – предложил Билл. – Ничего с ними за ночь не случится.
– Они могут уйти еще дальше, – возразил Отец.
– Они привыкли быть здесь. Подожди денек – и найдешь их снова, – сказал Билл. – Я уверен.
– А если нет? – сказал я.
– Они никогда раньше так далеко не уходили, – рассуждал Отец. – Что-то тут не то.
– Если ты подождешь до завтра, мы вернемся все вместе и сможем тебе помочь, – сказал Билл.
– Скот загоняют в один день, – упрямился Отец. – Всегда так делалось.
– Я о тебе забочусь, – сказал Билл.
– Вот все мне, черт побери, только об этом и говорят, – отозвался Отец.
– Так оно и есть, Том, – сказал Билл. – Мы же всегда держались вместе, верно?
– Тогда останься и помоги нам, – сказал я.
Билл посмотрел на низко висящие темные тучи.
– Думай головой, парень. Если все это обрушится на тебя, ты руки перед глазами не различишь, – сказал он.
– Ладно, – бросил Отец. – Пока ничего не случилось, мы пойдем.
Билл схватил его за плечо.
– Том, это не твоя ошибка, понимаешь? – сказал он. – Просто такое случается. Здесь нет твоей вины.
– Ты еще здесь? – сказал Отец.
Билл взглянул на него и перевел глаза на Кэт.
– Пусть они идут, милая, – сказал он. – Тебе лучше вернуться на ферму со мной.
Кэт покачала головой. Билл немного подождал, а потом сунул большой и указательный пальцы в рот и свистнул оставшейся наверху Лиз, давая ей знать, что овцы на пути домой.
Отец поднял собак и характерным горловым звуком без спешки направил их к стаду. Их задачей было отогнать овец от Стены. Те, что были с краю, двинулись первые. Снова голосовой сигнал, и остальные тоже двинулись вперед и, блея и стеная, смешались с общей шерстяной черноголовой массой. Морды их судорожно дергались, когда Муха подходила к ним слишком близко, а рога издавали деревянный стук.
– Нельзя мне взять Мушкета? – спросил Билл, собираясь уходить. – Эта красавица только мешает.
– Просто присматривай за ней повнимательнее, – сказал Отец. – Овцы сами знают, что им делать.
Вымазавшись в грязи, стадо понеслось в сторону кряжа, сбегая с пустошей, как сбегают вниз дождевые струи. Пребывание на верхних пастбищах в этом году для овец закончилось.
Во время Загона, рассказываю я Адаму, овце в голову одновременно приходят две мысли. Первая – инстинктивная, она подстегивает их, как кнут, и заставляет бежать подальше от опасности. А опасность для них – все вокруг, кроме них самих. Вторая порождена потребностью такой же глубокой, как та, что не дает им обычно забредать далеко за Стену или готовит к посещению барана; эта мысль подсказывает им, что пора покидать пустоши. Усиливающийся холод и все более короткие дни пробуждают в них некий синаптический канал, который заставляет их искать укрытие и пищу, и они каким-то образом вспоминают луговую траву в овчарне и тропу, которая туда ведет.
Они сопротивляются, когда их сгоняют, и, тем не менее, готовы идти.
– Они знают, что должны идти, Джонни-паренек, – говорил Старик. – Знают, что им конец, если они не пойдут.