Казалось, мне нужно сделать один шаг — и все станет простым и ясным, но я продолжала упускать детали. У меня не получалось рассмотреть их.

Полицейский продолжал улыбаться воспоминаниям о свежей пасте прабабушки и прадедушки. Затем он внезапно вскочил на ноги и повел меня за собой по коридору.

— Ваше дело меня заинтересовало. Давайте спустимся в хранилище и посмотрим, найдется ли там упоминание о смерти младенца.

Полицейский архив оказался совсем не похож на те, что показывают в американских сериалах. Он был более светлый, пыльный и… да, не такой уж огромный.

Мы прошли мимо дешевых железных стеллажей до разделителя 1940-х годов, от которых сохранилось всего несколько коробок. Скоро мы узнаем, оставил ли Лоренцо какой-то след.

Мы сразу же обратили внимание на коробки с надписями «1944» и «1945». В те годы детей рожали одного за другим, так что Лоренцо мог родиться в этом временном промежутке.

Через несколько минут Эммануэль отлип от коробки.

— Мы не подумали о контексте. Здесь хранится много подправленных документов: что-то вырезано, что-то описано туманно, что-то отсылает к государственным архивам… Этого следовало ожидать. Многие дела той эпохи были связаны с политической ситуацией. Я бы сказал даже, что большинство. Еще существовал фашизм, — пояснил он.

Как я сама не догадалась? Я считала само собой разумеющимся, что между младенцем и политическими взглядами его родителей не могло быть никакой связи. Джада сказала бы, что я совершила большую ошибку.

— Все тогда было связано с политикой, — отметил полицейский. — Возможно, вашу бабушку Бьянку изнасиловал высокопоставленный фашист, поэтому родившемуся у нее ребенку суждено было исчезнуть. Вы же знаете, в то время сторонники партии бесчинствовали…

— Но в сорок пятом их уже не очень жаловали, разве не так? Действовало движение Сопротивления…

— Вы правы. Партизаны в наших краях были очень юными, — лет по шестнадцать, максимум восемнадцать, можете себе представить? — и они создали два отряда. Я знаю, о чем говорю, моя мама потеряла брата, примкнувшего к партизанам, и рассказывала о нем с такой грустью, бедная женщина… Она обычно предпочитала вообще не упоминать те события.

Мы вернулись к поискам. Не знаю, сколько времени мы провели в архиве. Полицейский передал мне коробку поменьше с какими-то отчетами, но в хранившихся там папках почти не было бумаг, а уцелевшие оказались испещрены черными полосами, так что не удавалось разобрать написанное.

Единственное, за что мы зацепились, когда рылись в оставшихся документах, — это показания акушерки по имени Анна Мартини. Показания датировались февралем 1945 года. Мартини оказывала помощь двум роженицам в районе Карриоле в феврале 1945-го. Первая женщина умерла, родив мальчика. Она не могла быть бабушкой Бьянкой. У второй родился мертвый ребенок.

— Дорогая Чечилия, поздравляю, у вас на руках доказательство. Ваш дядя был жив при рождении.

Я посмотрела на полицейского и, кажется, впервые поняла, что он имел в виду. Эммануэль улыбнулся мне.

— Если бы Лоренцо просто родился мертвым, не потребовалось бы составлять полицейский отчет. Должно быть, произошло что-то другое. Акушерку вынудили дать показания о смерти ребенка.