Через несколько дней подполковник Боярский увидел меня, ведущего роту на обед.

Комбат принялся вытряхивать меня из шинели. Я не понимая в чём дело, сопротивлялся, за что в боевых условиях полагался бы наверное, расстрел на месте.

Боярский всё- таки сорвал с меня шинель и, трясясь, как студень, топтал её сапогами.

- Мать!.... Мать!… Мать!..

Я не помню хватался ли комбат за кобуру, но я подумал: сейчас расстреляет!

Боярский, наверное, так бы и поступил. Но к счастью мы были не на передовой.

Вместе с комбатом был майор Козырев.

Он делал мне страшные глаза и выдирая из лап комбата сдержанно-устало повторял:

- Товарищ подполковник, ну нафуя!? Товарищ подполковник...

Комбат трясся как холодец, кричал.- Арестовать! Посадить на гауптическую вахту!

От гауптвахты меня спасло лишь то, что в ночь, когда Губжев был в самоволке, я находился в наряде.

Алик Губжев успокоил.

- Не переживай. Я уйду на дембель, пришлю тебе свою парадку. В порядке моральной компенсации. Договорились?

* * *

Время было обеденное.

В казарму явился новый замполит. Он разыскал меня и сказал:

- Завтра поедешь на «губу».

- Как это?– удивился я. - За что?

- Рота заступает в караул. Ты идёшь помначкара.

- Не могу, - ответил я.

Теперь удивился лейтенант Аюпов:

- Чего так? Вроде не баптист.

- Понятия не позволяют своих охранять. Западло это. В посёлке не поймут.

Лейтенант погрустнел:

- Ясно, – сказал он. - Тогда дисбат. Кругом! Шагом марш. Отставить! Ладно. Не грусти, я никому не скажу.

На следующий день мы с Рашидом в оружейке чистили автоматы.

Тускло светила лампа из-под покрытого извёсткой плафона.

- Порядки знаешь там какие? – спрашивает Рашид.– На губе? Ворота на запор. Часовой. Камеры, как в тюрьме. Нары.

Если не погонят на работу, с утра до вечера строевые занятия во дворике. А он, как пятачок. Со всех сторон стены, решётки. Бр-ррр! Там как на минном поле, если накосячил, запросто прямо с караула можешь отправиться на кичу суток на пять.

Ходить в караул мне понравилось. После праздников на губе собирался весь цвет Чимкентскогогарнизона. Было интересно.

Гауптвахта, ночь. Грохоча автоматом и насвистывая, по коридору бродит рядовой Мангасарян.

Каждые два часа я поднимаю отдыхающую смену и меняю посты.

Утром, если начальник караула спал, и не было коменданта я выводил губарей на плац. Сняв гимнастёрки, они загорали на солнце. Мишка Беспалов стрельнув у часового сигарету, грустно говорил:

-Эх! Говорила мне мама, что тюрьма не место для интеллигентного человека.

- Что же ви здесь таки делаете, Михаил? – всплескивал руками караульный Саржевский.

-Таки сижу – откликался Миша. - Моя мама ещё говорила,

бережёного Бог бережёт, а не бережёного конвой стережёт. Видать, я плохо предохранялся.

Часовой дремал у ворот. Так было вчера, сегодня и будет завтра.

На следующий день после обеда я снова готовился в караул. Подготовка к службе по Уставу включает в себя четырехчасовой сон. Затем нужно привести себя в порядок.