— Таня! Это просто замечательно. Только учти: с сегодняшнего дня ты — в доле. Не желаю бесплатно эксплуатировать твой труд. Главное в торговле — наличие покупателей. Можно сидеть на золоте и не суметь продать его.

Татьяна фыркнула и положила трубку. Мила же заметалась по квартире, вспомнив, что с минуты на минуту появится мнимый частный детектив с синими глазами и чудесным ртом, обещающим рай на земле всякой женщине, которая ему понравится. «Сколько дел, сколько дел! — бормотала Мила, загребая веником рассыпанный „Геркулес“. — И все требуют денег. Боже мой! Мне же нужно еще оплатить побелку потолка у Капитолины Захаровны! Почему получается так, что, когда нет денег, срочные дела терпят, а как только деньги появляются, становится невозможно ничего отложить?»

Глубоков явился к ней в голубых джинсах и черной вельветовой рубашке, неотразимый, как молодой Делон.

— Угостите чашечкой чаю? — спросил он, неуверенно улыбаясь. — Или дело слишком срочное, чтобы заниматься чайной церемонией?

— Я должна сообщить вам о себе кое-что шокирующее, — выдавила из себя Мила, ведя его на кухню и принимаясь тереть тряпкой чистый стол. — В последнее время у меня возникли кое-какие подозрения относительно Гуркина.

— Гуркин — это ваш бой-френд? — уточнил Глубоков.

— Все дело как раз в этом, — вздохнула Мила, наливая полный чайник и водружая его дрожащими руками на плиту. — На самом деле он мне никакой не бой-френд. Он не влюблен и даже не увлечен. А просто находится у меня на денежном довольствии. Я плачу ему деньги.

Константин дернул щекой, потом, криво ухмыльнувшись, сказал:

— Я обратил внимание, что вам нравится именно такой стиль отношений.

Вспомнив их совместную «сторублевую» ночь, Мила побледнела от унижения.

— Вы меня не правильно поняли, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Я плачу ему только за то, чтобы он играл роль моего сердечного друга. На самом деле — мы совершенно чужие друг другу люди.

— Вот это да! — оживился Глубоков и ляпнул:

— Я так рад! Ну, то есть, что вы не… зашли слишком далеко, чтобы платить мужчинам за то, чтобы они не просто изображали, что они что-то делают, а делали это на самом деле… — запутался он в собственной фразе.

Мила его не слушала, она была чересчур возмущена.

— Гуркин лгал, что он одинокий бедный ученый, которому до зарезу нужен необременительный приработок. Я платила ему полторы тысячи в месяц и чувствовала себя благородной, как фон Мекк. А сегодня выяснилось, что этот драный павлин женат на красивой и богатой молодой женщине, ездит в роскошном автомобиле, постоянно ужинает в ресторанах и одевается так, словно какой-нибудь Армани — его добрый дорогой друг. Возникает вопрос: зачем ему я? Зачем он тратит на меня свое свободное время, когда мог бы проводить его гораздо более интересно?

— Может быть, — неуверенно предположил Глубоков, обводя всю Милу внимательным взглядом, он все же питает к вам некие чувства? И, изображая бедного ученого, надеется привлечь к себе ваше внимание?

— Да ничего подобного! — горячо возразила Мила. — Приходя ко мне, он ведет себя, словно пенсионер. И самым приятным времяпрепровождением считает отдых на диване.