Ильюхин назвал Якушева по имени, демонстрируя, что помнит его, и сокращая некую субординативную дистанцию.

Опер тяжело вздохнул и наконец решился:

– Дело в том, что я подозреваю своего бывшего коллегу, бывшего оперуполномоченного Штукина. Он раньше работал на моем месте, даже дела мне передавал. И в коллективе его хорошо вспоминают. Его уволили, когда был тройной убой в лифте, где он оказался в… в неправильной компании. Многие считают, что с ним поступили несправедливо.

Виталий Петрович снял очки, отложил какой-то рапорт о служебной проверке, встал и закрыл дверь в кабинет. Полковник вдруг сделался очень серьезным, Егору даже показалось, что на его лбу выступила легкая испарина. Ильюхин снова сел за стол и тихо сказал:

– А теперь, друг Егор, давай-ка все с самого начала…

На этот раз Якушев говорил долго и рассказал в мельчайших деталях почти все – опустил только свои отношения с Зоей, разговор с Ермиловым и Юнгеровым и драку в поместье Александра Сергеевича. Ильюхин не перебивал, слушал и все больше мрачнел. Когда Якушев закончил, полковник долго молчал и курил, а потом спросил бесконечно усталым голосом:

– Судя по некоторым твоим оценкам, ты забыл мне кое-что рассказать.

– Что? – вскинул голову Егор.

– Дружище, а у тебя с этой Зоей Николаевной были отношения? Ты не молчи, не молчи! Сам ведь задаешь людям вопросы, на которые им не хочется отвечать!

Якушев отвернулся и глухо сказал:

– Да, были! Но это не влияет ни на распечатки, ни на поступившую на Штукина анонимку!

– То есть… К предполагаемому злоумышленнику ты имеешь личные счеты?

– Имею, – с некоторым вызовом ответил Егор. Виталий Петрович кивнул и забарабанил пальцами по столу:

– Веселый разговор…

Якушев не понимал странной реакции полковника, и, вообще, его начинал бесить этот странный заговор молчания вокруг Штукина. После короткой паузы опер не выдержал и спросил:

– Товарищ полковник, а в чем дело-то? Если Штукин ни в чем не виноват, почему же нельзя его дернуть, выяснить все – да и отпустить потом, извинившись?

Ильюхин молчал. Он ведь не мог объяснить Егору, что все услышанное явилось весьма неприятным сюрпризом для него. Полковник не понимал, отчего Валерий не рассказал ему все сам… Хотя – до их плановой контрольной встречи было еще целых четыре дня, но он мог в такой ситуации и вызвать на экстренную встречу… Не посчитал нужным? Хотел посмотреть, как будет обстановка складываться? Не мог Виталий Петрович объяснить Егору, что дернуть сейчас по таким раскладам Штукина – значило поставить под угрозу его успешное внедрение в империю Юнгерова. Кто знает, как люди Юнкерса отреагируют на такие расклады? Может, никак, а может, по русскому принципу – то ли он шубу украл, то ли у него шубу украли, но на всякий случай – ну его на хрен, мутный он какой-то…

Наконец полковник поднял тяжелый взгляд на опера:

– А ты, лейтенант, как я понимаю, это дело по понятным причинам не оставишь?

Якушев помотал уже совсем одуревшей головой:

– Я, товарищ полковник, не понимаю, почему это дело нужно оставлять… Я понимаю, что есть этические моменты… Что это наш бывший коллега… Но ведь и Зоя…