Но дело в том, что парня этого, в определенных кругах имевшего за тягу к живописи прозвище Рублев, разыскивали действительно не за алименты, а за ограбление церкви. Так что вернуться через два месяца за своей папкой он не смог. Но смог сообщить на волю, что его «наследство» находится у такого-то опера в таком-то отделе. Штукин и думать уже забыл про эту папку, когда однажды ему позвонил некий «черт» и, по-блатному растягивая слова, заявил:

– Слышь, начальник, там у тебя человек вещь оставил, отдать бы надо…

– Надо, а то что?! – враз осатанел от такой наглости Валера. Он бы, в принципе, мог и отдать эту папку, но его покоробил тон звонившего, в котором чуть ли не скрытая угроза таилась.

– Ну-у… А то по-всякому может обернуться, когда поступают не по-божески.

Штукин взорвался:

– Слышь ты, хуйло! Еще раз проявишься – я из тебя самого акварель сделаю! Понял меня, человек божий?!

И опер бросил трубку. А потом полез на шкаф, достал папку, просмотрел еще раз рисунки и отнес их одному своему знакомому в антикварный магазин на предмет оценки. Рисунки оказались очень даже ценные. Штукин задумался, но реализовать их пока все же не собирался…

А Рублев, получив весть из Питера, что задержавший его опер не отдает папку, как раз находился на пересылке в Свердловском централе – в камере, где был еще один питерский горемыка, направлявшийся в Металлострой. Рублев попросил земляка связаться с волей, чтобы оттуда его знакомые еще раз потеребили опера на предмет возврата картинок. Уходящему в Металлострой были названы фамилия опера и его служебный телефон. При этом Рублев сделал одну ошибку – разоткровенничался и рассказал, что картинки не простые, а золотые и, вообще, французские… Земляк, однако, ни с какой волей по месту прибытия связываться не стал. В Металлострое он, налаживая отношения с оперчастью, поступил по мудрому зековскому правилу – не хочешь сдавать своих – сдай чужого. Ну, он и сдал всю тему с Рублевым – про картинки и про опера. Вот только фамилию опера забыл, зато четко помнил служебный телефон…

Оперчасть приняла эту тему, как агентурное сообщение, и копию его, поскольку речь в нем шла о каком-то опере, направили в УСБ.

В УСБ быстро установили Рублева, как известного «клюквенника»[43] и контрабандиста. Напряглись. Восприняли тему серьезно и установили, что за опер трудится в 16-м отделе по данному рабочему телефону. А там уже к этому времени работал не Штукин, а Якушев…

Нет, в принципе, УСБ сработало профессионально, ошибочка вышла в мелочи – никто не додумался проверить, с какого времени трудится молодой опер в этом кабинете. Так бывает. И к сожалению, не то, что бы редко, а сплошь и рядом. «Уэсбэшники» выстроились на ложный объект, но не знали, что он ложный. Сам «объект» вообще не знал ни о чем.

При скудности первоначальной информации УСБ не придумало ничего умнее, как «поставить ноги» за объектом на недельку. Что эти «ноги» должны были выявить – трудно сказать, но «опушники» дисциплинированно начали отрабатывать Якушева и его связи. «Опушникам» ведь все равно – что квадратное катать, что круглое переворачивать…