Вот начало их работы и засек сам Штукин, не зная и не ведая, что весь шухер заварился из-за него самого. Не знал он, естественно, и того, что Рублев, не дожидаясь никаких положительных известий с воли, в конце концов очень обиделся на весь мир и на Штукина лично и накатал анонимку в прокуратуру Василеостровского района города Санкт-Петербурга. Из далекого амурского края эта бумага долго шла до Питера, но дошла и попала по адресу – к помощнику прокурора района по надзору за уголовным розыском Зое Николаевне Николенко, которая бегло просмотрела анонимку, не заинтересовалась ею и зашвырнула в сейф с мыслью вернуться к этому вопросу позже – когда будет больше времени и желания…

…Дойдя до того кафе, где Николенко назначила встречу какой-то Вере, Штукин увидел, что все столики на свежем воздухе заняты, и очень этому обрадовался. Валера понимал, что если Николенко с подругой сядут внутри помещения – то у него есть шанс подслушать их разговор, а «наружка» останется на улице – контролировать вход и выход. У них и так людей негусто – половина ушла за Якушевым, – стало быть, максимум, на что их хватит, – это только войти под каким-нибудь предлогом внутрь, чтобы посмотреть на «связь», то есть на собеседника Николенко. Так оно и вышло.

Зоя Николаевна зашла внутрь и заняла угловой столик, Штукин расположился за соседним, спиной к ней. Валера действительно очень мало общался с Николенко, но все же она, конечно, могла узнать его в лицо. Штукин решил подстраховаться, а заодно сесть так, чтобы видеть вход. Буквально через минуту после захода Николенко в кафе заскочил сотрудник, который долго и нудно начал расспрашивать бармена за стойкой об имеющихся в наличии сортах мороженого. Валера с трудом подавил улыбку.

Минут через пять к столику Зои Николаевны подошла молодая, красивая, модно одетая женщина. Штукин вспомнил подслушанный телефонный разговор и решил, что это Вера. Он сначала догадался и только потом услышал, как Николенко обращается к подруге, называя именно это имя.

«Мастерство не пропьешь!» – удовлетворенно подумал Валера и весь обратился в слух.

Женщины затараторили. Видно было, что в этом кафе они бывают часто и поэтому чувствуют себя здесь вольготно. Дамы быстро заказали себе кофе и коньяку, и Штукин, отметив качество и цену напитка, повел удивленно бровями и подумал о Николенко: «Видимо, она решает не только служебные вопросы, раз так легко такой дорогой коньяк заказывает… Может, "ноги" поставили за ней, подозревая ее в коррупции?»

Тем временем «грузчика», интересовавшегося мороженым, сменил другой, начавший приставать к бармену с вопросами о винах.

Валера развеселился еще больше: «Эх, были времена – и я вот так же клоунил!» У Штукина было замечательное настроение, ему казалось, что он один видит всю картину, словно единственный зритель на интересном спектакле.

Между тем Зоя Николаевна начала исповедоваться подруге:

– Ты знаешь, это уже стало непереносимо тяжело. Через каждый час – звонок: как дела и все такое. Каждый день, помимо койки – кофе и разговоры о жизни. Вещи дорогие старается дарить.