Сначала все было хорошо. Действительно широкие людные улицы, туристы и яркие витрины, Чезаре даже поймал себя на мысли, что надо почаще выходить на вечерний променад — столько красоток из всех стран мира, столько смеха, доносящегося из баров, столько интересных мест, которые становятся привлекательнее, освещенные яркими огнями! Но постепенно и незаметно яркие веселые улицы становились пустыннее и темнее, пока Чезаре не пришлось свернуть на совсем неосвещенную улицу. Не горели даже фонари. И как назло, другого пути домой не было — ему нужно было на другую сторону железной дороги и этот тоннель был единственным на километр вправо и на километр влево.
Чезаре ускорил шаг. Даже темнота его уже волновала меньше, чем угроза ограбления или чего похуже. В этих тоннелях явно собираются не компании мальчиков из церковного хора. По крайней мере, судя по надписям. Сюда не доносилось звуков веселья с оживленных улиц, торопливые шаги Чезаре сопровождались лишь шумом листвы и эхом.
И ни одной машины. Чезаре не знал, радоваться или огорчаться этому.
Хорошие люди тоже ездят по ночам, но отморозков, не любящих глушители и наоборот, любящих громкую музыку после полуночи можно было встретить чаще. И все же ему было бы спокойнее, появись хоть ненадолго живая душа и проблеск света.
Тоннель под железной дорогой уже было видно и Чезаре даже подумал, не пробежаться ли, но достоинство натянуло поводок и он даже немного замедлил шаг.
Автодорога спускалась глубже под землю, но переход для велосипедистов и пешеходов был на поверхности. Темный свод тоннеля надвигался неумолимо. Освещения там не было никогда, кому оно нужно, там не больше десяти метров, но сейчас Чезаре предпочел бы более безрассудную трату своих налогов на транспортную систему.
К счастью, никого в тоннеле видно не было. Чезаре отпустило так внезапно, что почти подкосились ноги. Пришлось напомнить себе, что это всего лишь одна из опасностей, впереди еще полпути, но хотя бы этот этап он преодолеет легче, чем мог бы ожидать. В тоннеле было совсем темно и гулко. И пусто, хотя эта пустота и смотрела на него из темноты и пугала до одури. Десять метров, тринадцать шагов и снова свежий воздух. Чезаре нашарил сигареты и закурил.
Внезапно позади него начал нарастать шум. Шум и лязг, будто железное цунами неслось в погоню. Звук накрывал усиливающейся волной, вызывающей ужас и нарастающую панику. Чезаре похолодел и опустил руки.
Оно пришло.
Шум рос и рос, чудовище настигало жертву, голова готова была взорваться от накатившей волны, железные пальцы воткнулись в мозг и Чезаре закричал. Он кричал и кричал, пять секунд, десять, пока волна не откатилась так же, как накатила, оставляя его мокрым от пота и стоящим на коленях посреди улицы. Чезаре оглянулся, едва заставив себя повернуть одеревеневшую шею.
Огоньки поезда удалялись в сторону центрального вокзала.
Такого позора он не переживал с глубокого детства, когда в последний раз в шесть лет не успел добежать до туалета и стоял перед всем двором в грязных штанишках. В этот раз свидетелей не было, но от того все казалось еще хуже. Позор, о котором никто не знает кажется ужаснее позора известного. Неоткрытый позор каждый день будет спрашивать тебя — а что бы подумали все эти люди, если бы узнали?