— Конечно. Дочь должны знать своего отца. И ты будешь жить во императорском дворце. Наши дети должны воспитываться вместе, одинаково, пусть даже один будущий император, а другая… другая будет графиней. Скажу Антане, чтобы она подписала указ о присвоении тебе графского титула. Мы сделаем по-хитрому — найдём хороших писцов, подчистим генеалогическое древо какого-нибудь исчезнувшего, захиревшего рода, и впишем туда твоих родителей, якобы они дети одного из графов, а ты — соответственно графиня. И императрица, узнав об этом, восстановит справедливость, присвоив тебе титул. Она имеет на это право. Всё будет отлично.
— Я люблю тебя. Какой ты умный, какой ты…
— Только не рыдай, не вой, ладно?! — рассмеялся Андрей — если любовь кончилась, это не означает, что не может быть дружбы и привязанности. Я же сказал, что не оставлю тебя и мою дочку… дочку — Андрей будто покатал на языке это слово, и смущенноё улыбнулся — никак не могу привыкнуть, что я стал отцом. И скоро стану им снова.
— Как, кстати, у Антаны дела? Скоро?
— Скоро. Ждём со дня на день. А ты переходила, да?
— Ага. Переходила. Предлагали мне попить порошков, чтобы выгнать ребёнка пораньше — я отказалось. Бред это всё. Когда надо ребёнку, тогда он и выйдет. Как Бог решит. Её не тошнит?
— Кого? А! Анту? Нет. Отлично себя чувствует.
— Эх, мужчины, мужчины… я тебе про ребёнка — а ты уже мыслями весь в деле — рассмеялась Олра — да, наверное это правильно. Для нас нет ничего важнее детей, а вы должны думать, как нам всем выжить. Отец тоже такой был. Наверное — потому я тебя и полюбила, что ты очень похож на моего отца.
Олра вздохнула, и добавила:
— Ладно. О любви потом. Слушай ещё: о церкви ты думал? Вот у кого денег — просто море. Все жертвуют церквям. У них капиталы немеряные. Объяви, что церкви, как часть государства, должны заботиться о его сохранности. Иначе… в общем… вижу, вижу — ты уже и это продумал. С тобой неинтересно, ты всё знаешь! — рассмеялась Олра — хочешь посмотреть малышку?
— Хочу — признался Андрей — а можно?
— Глупый! Тебе всё можно! Я твоя! Малышка твоя! Мы твои близкие! О чём ты говоришь?! Сейчас.
Женщина дёрнула за шнурок у постели, где-то далеко раздался удар гонга. Дверь в комнату распахнулась и в неё заглянуло озабоченное лицо мажордома:
— Что, что, господин… госпожа! Ой, радость-то какая! Госпожа здорова! А эти идиоты-лекари…
— Тебя как звать? — спросил Андрей у старика.
— Аким.
— Аким, открой дверь пошире, и встань рядом, не загораживай проход… ага, вот так!
Андрей наклонился, поднял три лекарские сумки, взяв их в охапку, и со всей силы вышвырнул в коридор, как метатель ядра. Сумки с гулом пролетели мимо испуганного мажордома, и похоже, в кого-то попали, потому что за дверями пискнули и заскреблись.
— Чтобы этих тварей, именующих себя лекарями, и на пороге больше не было! Увижу — убью! И ни медяка им! Всё. Давай сюда малышку, я хочу на неё посмотреть.
Сейчас, сейчас! — просиял старик — она напилась молока кормилицы, спит, такая красивая, такая славная!
Он исчез, и через пять минут в комнату вплыла здоровенная бабища, одна из самых больших женщин, которых Андрей видел в своей жизни. Её груди напоминали арбузы, а руки — ручищи борца-тяжеловеса или штангиста. Этими руками она нежно прижимала к себе маленький куколь, потерявшийся в её здоровенных «граблях». «Штангистка» улыбнулась Андрею, и прогудела, как тихая сирена, если такие бывают: