– Ты сильный и храбрый воин, – молвил Батый, не отводя взгляда. Байджу, стараясь выслужиться, громко перевел его слова на коверканный русский.
– Вы все сильные и храбрые воины, – продолжил хан, обходя жалкую, потрепанную кучку пленников. Рязанцы следили за ним взглядами, словно вокруг ползала ядовитая змея.
– Как тебя зовут? Из какой ты земли? Какой ты веры? – спрашивал Батый, снова остановившись напротив одноглазого дружинника и поигрывая у него перед лицом богато украшенной нагайкой. Тот, выслушав перевод властных вопросов хана, поднял голову и отвечал спокойным и даже веселым голосом:
– Звать меня Данила, сам я буду из города Рязани. А веры я, как и все русичи, христианской.
Батый, словно не заметив дерзости, продолжал спрашивать:
– Кому же ты служишь, Данила-багатур? Ты и другие воины?
Данила смотрел на великого властелина степных полчищ безо всякого страха. Не пугал дружинников грозный строй нукеров, не пугали дыбы, крючья и ремни татарских палачей, темневшие в углах шатра.
– Мы слуги великого князя рязанского, Юрия Игоревича. А воевода наш – Евпатий Коловрат.
Батый выслушал ответ и кивнул с жестокой улыбкой.
– В моей армии множество славных воинов, сильных и отважных. Раньше они служили разным повелителям, но все они оказались слабы перед моим лицом. Теперь все они служат мне, потому что могучий воин должен служить великому владыке и не должен служить слабому и побежденному. Твой дерзкий и слабый князь проиграл, так зачем же ты, Данила-багатур, служишь тому, кто побежден?
Темные магнетические глаза хана глядели с вызовом, но Данила лишь рассмеялся в ответ, кривя разбитые губы.
– Где же ты, великий хан, видел побежденных рязанцев? Там, – кивнул он окровавленной головой в ту сторону, где до сих пор тлели развалины рязанских храмов, – много мертвых, но побежденных там нет. И новый князь наш, Ингварь Ингваревич, послал нас к тебе, могучему царю, чтобы честь тебе достойную воздать и проводить тебя со всеми почестями. Тебе и всем воинам твоим чашу поднести, вам подобающую. Не дивись только, великий хан, и не серчай за нерасторопность, что не всем мы успеваем чашу ту наливать, уж больно велика твоя сила – рать татарская.
Байджу перевел эти слова и замер, склонив голову в ожидании вспышки гнева, но Батый продолжал внимательно глядеть на пленников, не меняя выражения своего хищного гордого лица, лишь желваки задвигались под высокими скулами. Хан ничего не ответил дружиннику, он молча встал и, резко развернувшись, вышел из шатра, по дороге сделав Субудаю знак рукой. Багатур с готовностью кивнул, и на его круглом лице заиграла кровожадная гримаса.
– А ты остер на язык, наглый урус! Посмотрим поближе, достаточно ли твой язык острый?
Он положил руки на огромное пузо и затрясся от смеха, радуясь своей шутке, а палач тем временем уже нес Даниле клещи, докрасна раскаленные на жаровне.
Батый, погруженный в неприятные раздумья, быстрым шагом направлялся к своей белоснежной юрте, когда Хоставрул поравнялся с ним и почтительно склонился, прижав огромную темную ладонь к закованной в панцирь груди.