А рязанцев сменить некому. Против всего татарского полчища и тысячи бойцов не наберется. Да и из тех многие изранены, все который день на ногах, валятся от усталости. Мунгалы же продыху не дают, днем кружат у стен конные стрелки, осыпают защитников стрелами, мешают тушить пожары, не дают ни стену починить, ни раненых вынести. А ночью небо освещается от огненных шаров, которые, как кометы судного дня, пролетают над головами рязанцев. От них везде полыхают пожары, и уже недостает людей, чтобы их тушить. В саже и копоти бродят немногие, кто остался на ногах, поскальзываясь на ледяной корке. День за днем гибнет город, но не сдается на милость поганым пришельцам.
Подходит к концу пятый день осады. Уже нет никого на высоких стенах. Некому пустить стрелу в нападающих, некому тушить пламень, бушующий по всей южной стороне. Некому больше трубить боевой сбор и созывать горожан на укрепления. Без страха выкатывают степняки тяжелые осадные пороки прямо к валам пылающего города, хохочут зло кочевые воины. Давно уже пора раздавить этих урусов, которые, словно острая кость, застряли в зубах у Батыевых полчищ. Не жалеют они снарядов. Со страшным треском пробивают камни брешь в стене. Рушатся сверху горящие бревна, и несметная армия, со страшным криком тысячи глоток, устремляется вверх по валу, прямо в пылающий проем.
Но едва поднялись нападающие в город, как путь им преградила появившаяся из дыма горстка всадников. В княжеских одеждах, с верными гридями выехал Юрий Игоревич дать последний бой нечестивым. С прощальным словом обратился князь к дружинникам своим:
– Нет чести более для русского воина, чем умереть за други своя, за родную землю и за Господа нашего Исуса Христа! Прощайте же, друзья мои верные, пришло нам время для смертной сечи!
И с такими словами ринулись последние защитники Рязани на лютого врага. Кратким был бой, но яростным. Посекли дружину, пронзили стрелами, а князя, оглушив, стащили татары с коня и стали чинить над ним расправу страшную. Привязали его за руки к двум лошадям, чтобы разорвать пополам, по дикому своему языческому обычаю. Такую злобу вызвал он в них своей гордыней и непокорностью. Но едва решили хлестать лошадей, чтобы совершить казнь, как князь с великой силой потянул за веревки и с громким криком поднял лошадей на дыбы. Испугались мунгалы, потому как не видали никогда такой силы в человеке, и пронзили ему грудь острыми стрелами. Так принял смерть князь рязанский Юрий Игоревич.
Мечутся в дыму татарские воины, исполняют приказ хана – никого не щадить, в полон не брать, только лишь смерти предавать всякого жителя непокорного города. Кровь потоками потекла по городским улицам, рубят, жгут, вешают мунгалы стар и млад из людей рязанских. Врываются в дома и грабят, ломают полы в поисках кладов. Секут монахов саблями и срывают с образов драгоценные оклады. Никого в живых не осталось в городе, и жители его, и бояре, и священники, и князь с семьей – все лежат мертвые в догорающих развалинах.
Остатки дружины, забрав с собой кого смогли, покинули Рязань, как только рухнула стена. Добромир провел их к потайному ходу под угловой башней, что вел на крутой берег Оки. Теперь, ночью, пока враг упивается кровью и грабежом, была надежда отступить незамеченными. Не хотели воины уходить, почитая за трусость бросать воеводу, а самим спасаться, но Добромир, залитый кровью, потерявший глаз, силой вышвырнув за дверь самых упрямых, напутствовал ратников: