Выражение лица у Полли не изменилось, но в глубине души она сжалась в комочек. Гляди в глаза, гляди в глаза.
Врешь. Врешь.
– Стерли с лица земли? – переспросил Блуз.
Тауэринг отшвырнул кружку. Левой рукой он выбил арбалет у Гум, правой вырвал у Игорины саблю и с размаху полоснул изогнутым лезвием по веревке, стягивавшей ноги. Все произошло быстро; прежде чем кто-нибудь успел сообразить, что случилось, Тауэринг вскочил, ударил Блуза по лицу и обхватил за шею.
– Ты был прав, малыш, – сказал он Полли через плечо лейтенанта. – Как жаль, что ты не офицер, правда?
Остатки разлитого чая впитывались в землю. Полли медленно потянулась за арбалетом.
– Стоять! Один шаг, одно движение – и я перережу ему глотку, – предупредил Тауэринг. – Поверьте, это будет не первый офицер, которого я убью…
– Но мне в отличие от мальчишек наплевать.
Пять голов повернулись.
Среди зарослей стоял Джекрам, озаренный пламенем далекого костра. Он держал в руках лук Тауэринга, натянув тетиву до предела, и целился прямо в злобенца, как будто не замечая, что на пути находится голова Блуза. Лейтенант закрыл глаза.
– Ты выстрелишь в собственного командира? – уточнил Тауэринг.
– О да. Поверь, это тоже будет не первый офицер, которого я убью, – сказал Джекрам. – Ты никуда не пойдешь, дружок. Не пойдешь, а сядешь. Своей волей или нет – мне все равно.
Лук скрипнул.
– Ты блефуешь.
– Клянусь, я не из тех, кто грозит попусту! Кажется, нас забыли представить? Меня зовут Джекрам.
У Тауэринга изменилось выражение не только лица, но и тела. Он уменьшился ростом, как будто каждая клеточка тихонько сказала своей соседке: «О черт…» Сержант слегка обмяк и чуть-чуть ослабил хватку…
– А можно…
– Поздно, – сказал Джекрам.
Полли не суждено было забыть звук, с которым стрела попала в цель.
Наступила тишина. Потом послышался глухой удар: тело Тауэринга наконец потеряло равновесие и рухнуло наземь.
Джекрам осторожно отложил лук.
– По крайней мере, он успел узнать, кого пытался провести, – сказал он, как будто ничего не произошло. – Жаль, черт возьми. А казался приличным человеком. Осталось еще пойло, Перкс?
Лейтенант Блуз очень медленно поднес руку к уху, которое пробила стрела по пути к мишени, и отстраненно взглянул на кровь.
– Простите, сэр, – весело сказал Джекрам. – Шанс был всего один, ну, я и подумал – в мякоть, быстро заживет. Проденете золотую сережку, сэр, и будет писк моды. Ну… большую золотую сережку. Не верьте всей этой брехне про «Тудой-сюдой», – продолжал он. – Лично я люблю, когда становится жарко. Теперь мы… кто-нибудь скажет, что нам теперь делать?
– Э… похоронить убитого? – предположила Игорина.
– Да, но сначала стяни с него сапоги. Ноги у него маленькие, а злобенские сапоги намного лучше наших.
– Красть сапоги у мертвеца, сержант? – уточнила Гум, все еще не оправившаяся от ужаса.
– Все проще, чем стаскивать их с живого! – Джекрам слегка смягчился, взглянув на их лица. – Парни, это война. Он был солдат, они солдаты, вы солдаты… более или менее. Ни один солдат, если он увидит жратву или хорошие сапоги, не станет хлопать ушами. Заройте покойников как следует, прочитайте молитвы, какие помните, и будем надеяться, что они отправятся туда, где нет войны.