И все сказали – да. Именно так. К тебе, Юрай, рабочая амуниция не пристала, она от тебя отвалилась, как высохшая корка. И ты остался беленький, незагорелый, человек от ума, а не от грубой силы.

В общем, это было приятно.

И тут как раз вышла Рита. Она надела клетчатый берет а-ля Олег Попов, такой же клетчатый шарф, наполовину скрывающий ее лицо, и Юрай, после того, как его обозвали человеком от ума и этим самым подвигнули на какую-нибудь умность в определении «а ты у нас будешь…», вдруг остро понял, что Рита так скрылась в клетке, что ее как бы и нет во-об-ще. Риты не было. Ее не существовало в будущем, которое они конструировали при помощи подручных средств. Она даже сдвинула шарф с лица, осталась вроде бы как Рита Ритой, но ее не было. Точно! Она засмеялась тогда так, как смеялась на своей могильной фотографии, и девчонки сказали: «Ну, ты даешь!» А он, Юрай, чувствуя ответственность за повышенную себе оценку, сказал: «Знаю! Ты, Ритка, будешь жить за границей… Ты, Рита, уже отсюда выписалась…» И все заорали, зашумели: «Точно! Точно! Ты, Ритка, пошлешь нас всех!»

И теперь Рита смеялась Юраю в лицо: «Ну что, Юрай, можно это место считать заграницей? Или нет?»

Юрай сидел на чужой лавочке, его розочки легли поперек мощных стеблей гладиолуса. Надо было уходить, но тут Юрай увидел бегущего человека. «Какой дурак бегает по кладбищу?» – подумал он. И пока эта первая поверхностная мысль поворачивалась в скрипучих Юраевых мозгах, человек добежал и встал рядом. И Юрай услышал тихое, скулящее вытье.

Когда человек повернул к Юраю мокрое от слез лицо, узнал Ритиного мужа. «Какой он, оказывается, истерик», – подумал Юрай. И тут же себя осудил. А если бы была твоя жена? Ну, ладно, этого ты пока не понимаешь… Ну, мама… Юрая охватил ужас.

– Посидите… – сказал Юрай, подвигаясь на скамеечке.

Ритин муж долго сморкался, потом просто сидел тихо-тихо, потом, наконец, заговорил:

– Вы извините. Я вас узнал. Но каждый раз, каждый раз: прихожу и сознаю, что я, я виноват в ее смерти… Я, и только я. Она сама ушла. У нее был рак матки, а значит, она не могла иметь детей, даже при благоприятной операции. А я так мечтал о детях! Я столько раз ей об этом говорил. Я мучал ее этими разговорами, донимал. Господи! Да я не только бы от детей, я бы от половины своей жизни отказался, только бы она была со мной. Но как? Как я могу сейчас изменить это? Вот и вою как собака… Извините меня, ради бога… Это стыдно, я понимаю, каково на меня смотреть.

– Да что вы! – сказал Юрай. – А какая скрытная она оказалась. Я бы сроду не подумал, что у нее зрел замысел. Накануне же видел…

– Она такая… Вы ведь Юрий? Я Сева.

– Я привык – Юрай.

– Я вас помню по школьным фотографиям. Расскажите мне про поезд. Ведь вы были последним, кто ее видел…

– Получается так… – ответил Юрай. – Еще Алена. Она старше нас по школе. И еще девушка из купе. Кстати… Хотя разве может быть кстати? Она тоже умерла…

– То есть? – не понял Сева.

– Она из Константинова. А я там был у тетки, ну и попал с одних похорон на другие…

– Какой ужас! – содрогнулся Сева. – Но знаете, когда случается горе… Видимо, для утешения, что ли… Но начинаешь узнавать, как его много вокруг… Нелепого, злого… У этой девушки – что?