Так трещали сороки. Юрай сидел в их купе, нашлись ему и кофе растворимый, и печеньице не для всех. В общем, как теперь говорят, процесс пошел.

Главную новость сообщил, конечно, сам Юрай. Про смерть Маши. Барышни-проводницы аж зашлись от потрясения, а потом одна из них, Люба, сказала:

– Так она ж наркоманка! Чего ж удивляться? Мэрилин Монро! Та тоже легла и не встала.

– А почему вы решили, что наркоманка? – спросил Юрай.

И тут всплыло интересное. Тот пассажир до Новороссийска, который беспробудно спал всю дорогу, как убитый, все-таки разок пописать вставал. Было это уже под утро. Светлело. Он размежил веки, чтобы сообразить, где он и когда. И первое, что увидел, шприц, который «та, черненькая», прятала в сумочку, и руки у нее «ходуном ходили». В Горловске, когда выгрузили Риту и милиция проводила формальности, он им сказал: «Я как убитый спал над нею. Ничего не знаю. Не в курсе». Когда же милиция ушла и они подъезжали к Новороссийску и стояли в тамбуре, он, пассажир, сказал – Тане, не Любе, Люба собирала белье, – что жизнь вообще штука несправедливая. Наркоманы – он имел в виду черненькую – живут и прочие «отклонисты», а нормальные дохнут. Он так и сказал «дохнут», а Таня возмутилась и отрезала: «Это куры дохнут, как вы можете так о человеке?» А он, уже соскакивая с поезда, ответил: было бы о чем, мол, говорить. Человек! Да большей дряни, чем он, на земле не сыщешь. Куры! Мокрица – и та его лучше.

– А чего ж ты мне этого не сказала? – обиделась Люба.

– Да если все рассказывать! – отмахнулась Таня. Но Люба не согласилась: вот и нет, про этот случай надо было рассказать, потому что тогда все понятно.

– Что понятно? – спросила Таня. – Умерла-то другая.

– Но получилось, что обе! А ты знаешь, как она с поезда сходила?! Черненькая? Будто за ней гнались! Спрыгнула, считай, на ходу. Чемодан бряк – и раскрылся от того, что она его бросила. Сверху лежали мужские сапоги, ремешками схваченные. Они не выпали, выпал только пакетик с мылом и щеткой. Так она его ногой под поезд отшвырнула, замками щелкнула и дёру. Я даже подумала, не своровала ли чего? Ну а потом, через час, случилась вся эта история с пассажиркой, я тогда так перенервничала, так перенервничала… У меня даже менструации пришли, не при мужчине будет сказано.

– Она почками болела, – объяснил Юрай. – Наверное, и шприц с собой брала на случай колики. Может, у нее начиналось, вот она и хотела добежать, успеть…

– Ну да! – сказала Люба. – Добежишь тут! Почка ж скрючивает – нету сил!

Уже ночью, ворочаясь на своей полке, Юрай вживе представил себе, как отфутболивает Маша несчастный пакетик с мылом и щеткой под вагон. Именно этот образ выбивался из того, что помнил он. Вполне сдержанная, в стиле ретро, барышня-дама. Такая не бежит, такая идет неторопливо. Так, может, именно она (это в порядке бреда) кольнула зачем-то несчастную Риту? Но ведь какие ни халтурщики дознаватели, не нашли же на Рите ничего? И вскрытие показало одно – запущенный рак. Но что-то во всем было не то… Почему так убегала мисс Менд, что открылся чемодан? А что делала Рита, что она делала в этот момент?