Во дворе фермы не было ни души, даже петуха, пением своим рассеивающего кошмары.

Позади залаяла собака. Отрывистое визгливое тявканье пуделя, ничего общего с огромным молоссом, охраняющим владение. Затем где-то зажегся свет, откуда-то со скоростью выпущенной стрелы выкатился маленький шерстяной комок и застыл в нескольких метрах от моих глиняных ног.

— Арнольд? — громко спросил я.

Ши-тцу в бежевом свитере с красными полосками, том самом, что был на нем в утро самоубийства Магали Варрон.

— Арнольд, — повторил я.

Песик отказался признать свое имя. Он с недоверием смотрел на меня и щерил зубы при любой моей попытке пошевелиться.

В отчаянии устремив взор на закрытые ставни фермы, я искал, но не находил помощи и в конце концов двинулся вперед, протянув ши-тцу свою перемазанную красной глиной руку. Мускулы песика напряглись, раскрытая пасть приготовилась сомкнуться над моим запястьем.

— Назад! — прокричал голос в противоположном конце двора.

Песик немного поколебался и, решив все же не кусать меня, помчался туда, откуда прозвучал голос. Через пару секунд он уже сидел на руках своей хозяйки. В правой руке Дениза Жубан держала костыль, а левой прижимала к себе песика.

Встретившись с металлическим взором почтенной хозяйки ши-тцу, я отвернулся. Мне оставался только один путь — к воде, все другие пути отступления отрезаны призраками.

Мой череп словно взорвался. Казалось, каждый мой нейрон растянулся до бесконечности, а потом разорвался на части. Тысячу раз, одновременно. Страховочная сетка разорвалась, упала в пропасть, выдрав все удерживавшие ее крепления. Я не чувствовал ни рук, ни ног, ни пальцев, ни шеи. Кровь в жилах замедлила свой бег, словно мотор, который чихает, замедляет ход и останавливается окончательно.

Надо продержаться еще несколько мгновений.

Уйти. Удалиться. Убежать от призраков.

Осторожно, встав на цыпочки, я обогнул последнюю изгородь, как вдруг за спиной возникли двое в синей униформе.

— Не двигайся, Салауи.

Пироз…

Разумеется… На этом балу живых покойников не хватало только его.

С трудом сохраняя равновесие, я обернулся.

Фары микроавтобуса ослепили меня, словно охотники дикого кролика. Капитан жандармов направил на меня пистолет, его помощник сделал то же самое. Я стал отступать; канал находился всего в нескольких метрах от меня.

— Стоп! Стоп, Салауи. Пора прекращать бегать.

Я механически поднял руки и отступил еще на метр.

— Мы не закончили нашу беседу, Салауи. Помнишь? Два дня назад я задал тебе вопрос. Как раз перед тем, как ты разбил модель «Рождественской звезды» о мою голову.

Вдалеке, справа от меня виднелись огни Изиньи. Канал забирал воду из порта и нес к морю, словно гигантская сточная труба под открытым небом.

— В последний раз спрашиваю, Салауи. Это ты десять лет назад изнасиловал и задушил Моргану Аврил и Миртий Камю?

Я закрыл глаза. Плотина в моем мозгу взорвалась, в проем хлынули чудовищные видения. Моя рука, скользнув под платье какой-то женщины, сжимает ее половой орган; женщина бьется в истерике, пытается от меня ускользнуть; я раздираю на ней платье; всей своей тяжестью наваливаюсь на нее, сдавливаю грудь, срываю трусы; высвобождаю свой член. Мои окровавленные руки затягивают обмотанный вокруг белой шеи красный кашемировый шарф и тянут изо всех сил, пока тело не перестает сопротивляться. Я все начинаю заново. Один раз, два раза. Мона, плача, смотрит на меня.