– Так вы здесь для чего? Разве не для того, чтобы в милицию сообщить?!

– Я обязан. Но будет лучше, поверьте, если я сначала сам разберусь во всем. Оставьте нас с Никитой, прошу вас.

Она, поколебавшись, ушла, одарив в дверях сына взглядом, полным такой любви и такого страдания, что детективу сделалось не по себе. Перед лицом этих двух людей, преступивших закон, он почувствовал преступником – себя.

– Мама о тебе очень заботится… – закинул детектив на пробу другую тему.

– Слишком заботится.

– Ты единственный ребенок?

Никита посмотрел на дверь кухни, затем негромко спросил: «Мама, ты тут, за дверью?» Ответа не последовало, и мальчик встал, открыл дверь. За ней никого не оказалось. «Мам, иди в комнату. Не подслушивай!» – проговорил Никита в темное пространство коридора, после чего снова закрыл дверь кухни, на этот раз поплотнее.

– В том-то и дело! – проговорил он, усевшись на место. – Мама решила посвятить свою жизнь мне… Это колоссальный груз. Вряд ли вы представляете, о чем я, но… В общем, груз. А с другой стороны, мне без нее никак…

– Понимаю.

– Не думаю, – усмехнулся мальчик. – Вы никогда не были вампиром… Вам никогда не нужна была человеческая кровь для того, чтобы выжить! Как вы можете меня понимать?! К тому же на нашей совести смерть одного из тех людей, у которых мы позаимствовали немножко крови… Я подслушал, мама вам рассказала, так что вы в курсе, как вышло, что у него мы не немножко позаимствовали. Я знаю, это дело подсудное. Вы частный детектив, я понял, то есть вы меня арестовать не можете. Но вы сообщите в милицию, это ваш долг. И завтра за нами с мамой придут, верно?

Кис смешался и не ответил на вопрос.

– Пусть приходят, – продолжил Никита. – Все равно это не жизнь. Мама просто не понимает, не хочет себе признаться, что так больше продолжаться не может… Что ей самой будет легче, если я исчезну… Извините, я не слышал, как вас зовут?

– Алексей… Или Алексей Андреевич, если тебе нравится по отчеству. Или просто Алеша, если хочешь. И можно на «ты». У тебя совсем другие отношения с внешним миром, поэтому я оставляю тебе право выбрать то обращение, которое тебе больше нравится.

– Надо же, – усмехнулся Никита, но не пояснил, что имел в виду. – Ладно, раз вы предложили, то я буду вас звать Алешей… Я очень далек от всех социальных иерархий в моем одиночестве. Для меня они не существуют, хоть по возрасту, хоть по положению… Как ты верно выразился, у меня «совсем другие отношения с внешним миром»! – и он снова усмехнулся.

Алексей немного удивился словам о социальной иерархии, предполагающим определенную образованность. Никита приметил его удивление.

– На самом деле я много читаю в Интернете о разных науках, и книги тоже, на разные темы… Я, знаешь, как монах в келье, укрывшийся от мира. Хотя не добровольно… И мне остается только читать свитки, Алеша.

– Ты совсем не выходишь на улицу днем?

– Я пробовал. На меня так смотрели, что я… В общем, четырех попыток мне хватило.

…И четырех попыток самоубийства, как сказала его мать.

Алексей снова вспомнил слова Александры о «тюремном костюме» – о нашем теле (