Лют слушал эту речь, стиснув зубы и вдыхая так, будто пропихивал в горло кусок льда. Такие оскорбления, брошенные ему, человеку Святослава, при всей плеснецкой чади и гостях, означали только войну. Етон хотел войны, и без пролития крови пути назад к миру уже не было.
И если старый бес решил не выпускать его отсюда живым… Душа Люта была напряжена, как тетива печенежского лука, но ни капли страха не отравляло его решимость. Человеку не дано выбирать, кем родиться, но всякий волен выбрать, кем ему умереть – холопом или храбром. И для него, Люта, Свенельдова сына, выбора не было. Он видел лишь один путь. Только один.
– Мой князь… не имел умыслов против тебя и тем более твоей жены… – с трудом дыша, выговорил Лют, когда Етон замолчал. – Ты слишком стар… но дай мне противника из твоих людей… кого ты сам изберешь… и я мечом моим докажу, что твои обвинения ложны и правда с нами…
– Противника тебе? – Етон наклонился к нему. – Холопа, что очаги метет, хочешь в противники? А то я не знаю, кто ты такой! Когда надо было выманить у меня мою землю, Ингорь прислал ко мне сына ободритской княжны, внука Драговитова. А теперь, когда я обещал мое наследство Святославу, ко мне посылают сына дворовой девки, внука пса бродячего! И…
Он мог бы со зла сказать, де вольно Свенельду верить, что девка родила именно его сына, но всем очевидное сходство Люта с Мистиной сделало бы это оскорбление уж очень неубедительным.
– Пусть твой князь приходит сюда сам! – закончил Етон. – Вот тогда я выйду с ним на поле… и пусть боги укажут, за кем правда! А теперь убирайся, пока я не приказал перебить вас всех.
Как во сне, Лют повернулся и пошел прочь. Казалось, сама кровь его струится горячим потоком по лицу, поверх кожи. При всех своих и его людях Етон оскорбил его, попрекнув матерью-рабыней, но вот здесь Лют не мог сказать, что это не так. На горе его, это была правда. И доказать, что кровь конунгов, предков Свенельда, в нем сильнее, он мог лишь мужеством и стойкостью. Теми, что дают людям силы петь хвалебные песни о себе, когда у них вытягивают кишки из вскрытого брюха…
Не в силах смотреть ему вслед, Етон скорчился на престоле и закрыл лицо дрожащими руками. Его трясло так, что отроки испугались, не упадет ли с сиденья. Их вождь проявил силу духа, многократно превосходившую иссякшую силу дряхлого тела. Он не стал казнить слуг своего врага, не унизился до борьбы с неровней. Он потребовал настоящего соперника – Святослава, потомка Вещего. И хотя все понимали, что в глаза им смотрит война с киевской русью, дружина гордилась своим князем.
А Етон закрыл лицо руками, будто боялся, что вид его выдаст людям ту тайну, которую он сумел сохранить. Слава богам, Величана не проболталась киянину, кем был ее настоящий похититель, а тот не разглядел Рыся и не мог знать, кто это такой. Два волка вдруг оскалили зубы, готовые разорвать все то будущее, какое он, Етон, заботливо выращивал шестнадцать лет.
Свенельдич-младший не узнает, почему уходит отсюда живым. Почему Етон не приказал порубить на месте его и его людей. Не натравил на киян толпу – в ярости из-за несчастья княгини люд плеснецкий разорвал бы их на части, сжег вместе с гостиным двором…