А если бы… В уме мелькали смутные мысли… если ее увезти как-нибудь? Пусть дедуган рабыню на тот свет берет. Бабку какую-нибудь старую, себе под стать. Замысел был безумный, но из тех, что легко пришел бы в голову и Свенельду, и Мистине, и не миновал их младшего родича.

Лют оглянулся на распахнутую дверь гридницы, откуда неслись крики и пение, и пошел со двора. Просто посмотреть, куда ее увели и что там, на Божьей горе, у них делается.

Из-под горы донесся волчий вой – так близко, что все вздрогнули и разом загомонили.

– Ну, держись, молодуха, помогай тебе Мокошь и земля-матушка! – Далемирка, невестка боярина Драгоша, сжала руку Величаны.

– Что это?

– Волки идут! – Далемирка наклонилась к самому ее уху. – «Серые братья».

– Это… другие наряжонки?

– Нет. Это волки лесные. У вас разве в Луческой земле нет таких?

– Волкоглавцы? – сообразила Величана. – Есть. Мои два брата уж года три у них. Они к вам сюда ходят?

– На бадняк ходят.

– Дары получать?

– Дары получать и молодушек катать.

– Это как?

– А вот увидишь! Ты не бойся, это не страшно, – утешила ее Далемирка. – То есть страшно, ну… и весело тоже.

Сегодня все было страшно и весело. Когда шествие с Волосовым снопом обошло Плеснеск и вернулось в обчину, Величана сняла личину, но и сейчас ей казалось, что душа ее висит вне тела, высоко над головой, на полпути к звездам, и с телом ее соединяет тоненькая белая ниточка.

Волчий вой нарастал, приближался. Голосов было с пару десятков. В обчине царило смятение: кто-то забился по углам, кто-то, напротив, рвался поглядеть. Мужики и старухи начали выталкивать молодых женщин во двор, выбирая из толпы тех, которые вышли замуж с прошлой зимы. Величана потянулась за Далемиркой – было и боязно, и любопытно.

Во дворе горел костер, освещая каменную вымостку перед идолами, – камень чисто выметен от снега и засыпан свежими еловыми лапами, идолы украшены еловыми венками, перед каждым горой угощения и кринки с медом, перед Перуном – свиная голова с княжьего стола. А снизу, со стороны жальника, поднималась толпа с факелами в руках. Раздавался крик, вой, свист – закладывало уши. Величана вдруг начала дрожать, поясницу вновь опоясало болью, живот потянуло, и она вцепилась в руку Далемирки. Оглянулась – где Тишанка? – но не отыскала ту среди кожухов из меха всех лесных зверей, размалеванных берестяных и кожаных личин. Пойти бы посидеть – да нельзя. Ее и еще два десятка молодух выпихнули в первый ряд, и толпа плотно сомкнулась за их спинами. Величана все так же цеплялась за руку Далемирки под мохнатым рукавом. Боль ушла, но дрожь не унималась.

А потом она вскрикнула и прижалась к молодой морованке. Показалось чудище, возглавлявшее гостей из Нави – ростом вдвое выше обычного человека да с лошадиной головой! В толпе завизжали, скопище людей дрогнуло.

– Вон Пастух впереди! – сказала ей Далемирка. – С посохом, видишь?

Пастух – ясно было, что это другое имя Волоса, – был в медвежьей шкуре и с медвежьей личиной, а в руках нес огромный посох. За его спиной прыгали и скакали какие-то бесы, наряженные волками и рысями. Длинные хвосты скользили по воздуху и мели снег, факелы в руках падучими звездами расчерчивали мрак.