Роланд повернулся и впервые за это время посмотрел на меня, и я замолчала на полуслове.

— Идем, я отвезу тебя домой, — тяжело поднимаясь, сказал он.

— Не надо, — сказала я.

— Мне не нравится, что ты пойдешь одна.

— Ничего. Надо привыкать.

— Аня, — позвал он, а я поспешно отвернулась.

— Замолчи. То, что я хочу услышать, ты не скажешь, а все остальное мне не интересно.

До машины мы шли, не произнеся ни слова.

— Я все-таки провожу тебя, — сказал он.

— Ты не делаешь мне легче, ты просто продлеваешь пытку. Оно мне надо?

Я зашагала по тропе, но почти сразу остановилась, повернулась к нему. Он все еще стоял возле машины.

— Помнишь, бабка всегда ставила на окно зажженную лампу. Мы-то думали, это для нас. На ее похоронах Стас сказал: она так делала с тех пор, как дед впервые ушел в лес. И до конца своей жизни. Его где-то носило с разными бабами, а она ждала. И хотела, чтобы он не забывал об этом. Знаешь, она права. Надо ждать. Я сегодня зажгу эту чертову лампу и завтра тоже… И все вечера, что мне остались. Если ждешь так долго, почему бы не подождать еще. Может, лет через двадцать ты случайно узнаешь, что твоя мать была не права. А Агнес боялась, что все-таки права, и потому ничего не сказала нам. И у нас еще будет время хоть немного пожить нашей жизнью. Настоящей.

— Как, черт возьми, ты себе это представляешь? — крикнул он мне в спину.

— Почему бы брату и сестре не поселиться вместе? Особенно если их личная жизнь не задалась?

— Тебе уже били стекла, хочешь, чтобы хутор спалили?

— Я отстрою его заново. Столько раз, сколько понадобится.

Верный встретил меня радостным лаем, я села возле окна, на котором стояла та самая лампа. Пощелкала выключателем. Потрепала пса за ухом.

— Жизнь прекрасна, — сказала с улыбкой. — Где-нибудь совершенно точно.

А потом услышала звук мотора. И подумала: «Неужто Звягинцев так рано? Плохие вести?»

Но вовсе не Сергей поднимался на крыльцо. Эти шаги я не спутаю ни с какими другими, я узнаю их из тысячи… Пес навострил уши, а я сказала:

— Хозяин приехал, идем встречать.