В этот момент я услышала сирену, подъехала «скорая», и я поспешила подальше от этого дома, подальше от этой женщины с ее любовью.
— Любовь — она ведь разная бывает, — сказала однажды Агнес в редкие минуты внезапного откровения. — И иногда заводит в такие дали, из которых не вернуться…
Оказавшись на хуторе, я позвонила Таньке, сообщила о найденной тетради и обо всем остальном, конечно, тоже. Подруга пребывала в шоке, и это еще мягко сказано.
— Она действительно их всех убила? Поверить не могу. Такая приятная женщина. Интеллигентная, добрая. Она сама во всем призналась?
— Мне — да, а что дальше… не знаю. Звягинцев сказал, тетрадь, скорее всего, заберут как вещественное доказательство, так что я, на всякий случай, ее пересниму и тебе сброшу. Чтоб твоя работа не встала.
— Да мне до этой тетради еще дай бог через год добраться. Хотя, зная, как у нас работают в доблестных органах… Короче, спасибо. И не расстраивайся.
— Чего мне расстраиваться?
— Кому ты вкручиваешь? А то я тебя не знаю.
— В тетради было еще кое-что. — И я рассказала Татьяне о своем деде и предполагаемой встрече с ним в Буэнос-Айресе.
— Ни фига себе… — ахнула подруга, и мы вдруг обе засмеялись.
Вечером пришел Звягинцев и сообщил: Коровин жив, сейчас он в больнице, его жена находится рядом с ним. Я пересказала наш разговор с ней, он только головой покачал:
— Плятту я звонил и о твоей версии доложил. Боюсь, пока они раскачиваются, эта баба упорхнет.
— Никуда она не денется, — вздохнула я. — Куда она без него?
— Ну, не знаю. По мне, так она спятила. И какая на хрен любовь. Она его детей убила и даже не скрывала этого. Издевалась над беспомощным, на кладбище его возила, чтоб могилы видел.
— Любовь и ненависть, бывает, идут рука об руку, — усмехнулась я. — Если честно, ничего я больше не хочу слышать об этой истории. Пусть менты разбираются…
— И правильно, — кивнул Звягинцев.
Думаю, в тот вечер он намеревался по привычке у меня заночевать, но так как повод отпал, пришлось ему убраться восвояси. Правда, не сразу.
Мы поужинали, потом он сказал:
— Что ж, я, пожалуй, пойду, — должно быть, надеясь, что я попрошу остаться, но я сказала:
— Давай. А я немного поработаю.
И он наконец ушел. А я в самом деле устроилась перед компьютером.
Пару дней ничего особенного в моей жизни не происходило. Домашние дела чередовались с работой, Звягинцев звонил, мы с Верным совершали длительные прогулки, по вечерам я по скайпу связывалась с сыном, потом с мужем, еще с кем-то из родных. Несколько раз звонил Роланд.
А потом объявилась Танька. Звонок раздался в пять утра, что изрядно напугало. Я схватила телефон, еще толком не поняв, кто звонит, и услышала голос подружки.
— Спишь? — спросила она.
— А ты как думаешь?
Я несколько успокоилась, поняв по ее голосу, что трагедии отменяются. Скорее всего, опять нашла что-нибудь в дневниках Марты.
— А я всю ночь не спала. Хотела в пятницу лететь к тебе, но поняла, что не дотерплю. И ты меня, скорее всего, убьешь, если дотерплю. В общем, при личной встрече не получается, вот и решила по телефону. Тем более что в сельской местности встают рано.