— И что Марта?
— Отказалась. Последствия могли быть самые скверные. Она предупредила об этом Коровину и предложила хорошо подумать. Той пришлось выбирать между ребенком и мужем.
— И кого она выбрала?
— Мужа. Аборт сделала где-то в городе. При следующей их встрече Коровина плохо выглядела, до этого ее недели две в селе не видели. Марта поняла, в чем дело, подошла к ней, когда рядом никого не было… После этого аборта иметь детей она уже не могла.
— Сочувствую, но это был ее выбор. Я не понял, почему тебя так разволновали эти записи?
— Звягинцев, она всегда хотела иметь детей, а он ей это запрещал. И вдруг она узнает, что у него есть дети, которым он помогает, с которыми видится…
— Черт, допустим, это мотив. Но племянница? И кто ей рассказал о его дочерях?
— Возможно, он сам признался. И еще. Коровину известно, что она убийца. Он пытался мне сказать об этом. Екатерина Осиповна утверждала, что это приступ удушья, но никаких приступов у него нет, сегодня мне об этом сообщила Маратовна. Ты понимаешь?
— Пользуясь его беспомощностью, она убила его дочерей? Да она садистка какая-то…
— Она женщина, которую лишили ее детей.
— Да уж, верно говорят, бойся мести бабы… Особенно той, что крепко любит.
— Ты пойдешь к ним?
— Зайду по-соседски. Надеюсь, что мы ошибаемся и Коровина здесь ни при чем…
Через пять минут я уже неслась на велосипеде в сторону села, Верного оставив во дворе. Звягинцева я обнаружила возле калитки дома Коровиных.
— Нет никого, — сказал он мне, когда я спрыгнула с велосипеда. — Должно быть, гулять ушли. Или в магазин. Она ведь его одного никогда не оставляет.
Он усмехнулся с горечью, а я сказала:
— Боюсь, что все-таки оставляла. А ты уверен, что дома никого нет?
— Я звонил. И на домашний телефон тоже.
— Идем, — вдруг почувствовав беспокойство, сказала я и открыла калитку.
Звягинцев нехотя последовал за мной к крыльцу. Входная дверь была заперта.
— Есть еще одна дверь, в сад…
Мы свернули за угол дома, теперь Звягинцев шел впереди. Вторая дверь тоже оказалась запертой. Скорее всего, Коровины действительно отправились на прогулку, домоседами их не назовешь, но беспокойство во мне лишь росло. Я стала стучать в окна, заглядывая во все по очереди. Сергею это, похоже, надоело, он следовал за мной с заметной неохотой.
— Давай дождемся их…
На кухонном окне плотная штора.
— Зачем зашторивать окно днем? — спросила я. Сергей пожал плечами.
— Вот что, выбивай стекло, — решительно произнесла я.
— Ты спятила? — помедлив, спросил Сергей. — Как это — выбивай?
— Понятия не имею, как… Наверное, надо найти камень. Или еще что-то тяжелое. Звягинцев, если это не сделаешь ты, сделаю я.
— Да что на тебя нашло, скажи на милость? Как мы с хозяйкой объясняться будем, ты хоть подумала?
— Скажем, что беспокоились, все ли у них в порядке. Стекло потом вставишь. Объяснения я беру на себя. Что ты стоишь? — рявкнула я.
Он покачал головой в большой досаде, затем ловко взобрался на отлив под окном, довольно широкий, и, держась обеими руками за стену, ударил каблуком ботинка по стеклу. К счастью, рама была старая, никаких стеклопакетов. Посыпались осколки, а Звягинцев, просунув руку, открыл шпингалет, сначала тот, что внизу, а потом и верхний. Окно со скрипом открылось, а я порадовалась, что вторую раму на зиму поставить еще не успели.