— А вы Коровиной о дочери не рассказывали?

— Зачем? — нахмурилась Людмила Юрьевна.

— Но вы ведь зачем-то продолжали жить в селе по соседству с ними?

— Ну, да… Поначалу я хотела… наверное, это смешно, но… Я думала, перед лицом несчастья… его прошлое перестанет иметь значение. Мы будем рядом с ним, и… я даже не уверена, что он меня узнал. А его жене, как я уже сказала, помощь не требовалась. Она ему исключительно предана, не думаю, что я бы так смогла. По крайней мере, от помощи не отказалась бы.

— То есть вы ничего не стали ей рассказывать?

— Конечно нет.

— Но продолжали жить рядом?

— Продолжала. Знаете, Коровин действительно замечательный художник, его работы очень востребованы. К тому же у него приличная коллекция работ мастеров начала двадцатого века. Его жена передала их на хранение нашей картинной галерее…

— Вы считали, ваша дочь имела право на наследство?

— А вы так не считаете? — резко спросила Терентьева. — Она его единственная дочь… Я надеялась, он позаботится о ней. Как заботился всегда. Но все произошло неожиданно. Его болезнь, я имею в виду. У него просто не было времени…

— Написать завещание?

— Именно. Зачем это делать еще не старому и совершенно здоровому мужчине? У него есть друг, юрист. Он занимается всеми делами Коровиных, я с ним хорошо знакома. Он не знал о нас, о Насте, но… в общем, я спросила о завещании. Объяснила, что меня волнует художественное наследие Коровина… Учитывая, где я работала, мой интерес был вполне понятен. Юрист сообщил, что никакого завещания нет. А теперь, когда он в таком состоянии… — Я кивнула, Звягинцев хмурился, а Терентьева продолжила: — Я подумала, его наследие примирило бы Настю с ее ролью внебрачной дочери, и обид бы не стало. Понимаете? Ни на меня, ни на Коровина. Я хотела как лучше, а что из этого получилось… Благими намерениями выстлана дорога в ад.

— Вы сказали, Анастасия — единственная дочь Коровина, — вновь выждав время, задала я вопрос. — Вы уверены, что других внебрачных детей у него не было?

— Что? — нахмурилась Терентьева. — Вы думаете, он мог… У него могла быть еще семья? — В голосе такое возмущение, что становилось ясно: ранее ей подобная мысль в голову не приходила. — Кто эта женщина? Кто вам сказал?

— Это не более чем предположение, — попыталась я ее успокоить.

— Я вам не верю. Что вам известно? У него еще кто-то был?

— Мы просто пытаемся выяснить, возможно ли такое, — вмешался Звягинцев.

— Надеюсь, что нет, хотя… вы правы, если есть один внебрачный ребенок, почему бы не быть другому? — Она усмехнулась, а потом засмеялась, зло, неприятно. — А я такая дура, что верила в его любовь. И в необыкновенную порядочность, которая мешала ему бросить жену. Нет, чепуха, — вдруг покачала она головой. — Если бы это было здесь, слухи бы до меня дошли. Такое не утаишь.

— Но вы сказали, его жена вряд ли догадывалась о его двойной жизни.

— Так это жена… при ней болтать не будут. А в нашей среде слухи распространяются моментально. Ни о каких романах Коровина я никогда не слышала. Наоборот, все пели оды его счастливому браку. Одно утешает: какой бы доверчивой дурой я ни была, его жена в этом смысле ничуть не лучше… Вы так и не сказали, что у вас за версия, — внезапно сменила она тему.