Ефрейтор усмехнулся:

– Ты, Игорек, министру обороны напиши. Так, мол, и так, товарищ маршал Советского Союза, задолбала меня, рядового Абитяна, бодрствующая смена караула. Очень прошу, Андрей Антонович, заменить ее на отдыхающую смену. Мы в караулке, если что, и с топчанов ломанемся по тревоге куда надо и отобьем нападение любого врага. Может, Гречко тебя послушает и отдаст приказ внести изменения в Устав караульной службы.

– Ага, он заменит. Жди. Да и особист полковой в момент накроет. Утром стоит письмо на имя маршала написать, конверт в ящик почты бросить, вечером заметет и навешает всего, что было и не было. Забудешь, как фамилия министра обороны.

Грибов кивнул:

– Это точно. Только особист в ящик не полезет, ему почтальон твой конверт принесет.

– Насчет стукачества у нас в полку вроде тихо. Есть, конечно, отдельные козлы.

– Тихо, говоришь? Мы с Саней Пасенко на его день рождения решили посидеть немного в каптерке. Старшина в отпуске был, а каптерщик, сам знаешь, молодой, слова против не скажет. Днем свалили мы через забор у артдивизиона, шмыгнули мимо городка в поселок, затарились в магазине литрухой водки и кой-какой закуской. Возвращаемся, только с забора спрыгнули, а нас уже ротный ждет. Вот и посидели на губе.

– И кто сдал?

– А хрен его знает. Вроде никто не видел нас. В поселке был пропагандист полка, но он нас не заметил. Значит, кто-то из роты сдал.

– Да в роте вроде некому. Молодые против стариков и дедов не попрут. Может, писарь? Он все время с офицерами в канцелярии отирается, конспекты пишет, расписания, стенгазеты с боевыми листками рисует.

– Он не знал о наших делах.

– Гриб, это не факт.

– Ладно, проехали.

Тут дальний от леса прожектор чуть поморгал и погас.

– Этого, блин, еще не хватало, – проговорил Грибов. – За боксом и у заднего периметра и так ни хрена не видно, а теперь и вовсе половину поста тьма накроет. Это мой сектор. Может, позвонить в караулку, помощнику?

Ефрейтор отмахнулся:

– Чего злить его? Он и без того, как кабан подраненный, на всех бросается. Когда только уволится?

– Приказ уже вышел, скоро свалит и он, и еще восемь дедов. Их место мы займем.

– Быстрее бы. Курить охота.

Абитян хитро улыбнулся:

– А я взял с собой пачку «Примы» и спички.

– Разводящий не проверил?

– Нет. Он все больше смотрит, чтобы солдаты не пальнули во время возни с оружием, а помощнику не до того было. Сам курил в сторонке.

– Давай, но пойдем в темную зону на границу секторов, а то накроет проверка, и спалимся. Я больше на нашей губе сидеть не хочу.

– Никто не хочет. Идем.

Поправив автоматы, висевшие на груди, часовые прошли к возвышенности, внутри которой были закопаны цистерны с бензином, соляркой, стояли бочки с маслом, антифризом.

– Самое то, – проговорил Абитян. – Тут нас от подхода к посту не видать, а в лесу людей нет.

Они прикурили, по привычке пряча сигареты в ладонях, чтобы огоньков не было видно.

Им и в головы не приходило, что за их действиями, лежа в кустах, у заграждения из колючей проволоки, внимательно наблюдали двое мужчин, один из которых держал в руках мощные кусачки. У обоих из голенищ сапог торчали рукоятки ножей.