— Вполне возможно.

— Но не здесь?

— Разумеется, нет.

— Где же?

— Поинтересуйтесь у ваших спецслужб. Они так многому научили вас.

— И каковы же результаты?

Гвидо нахмурился. Между тем Незрин решил высказать свою точку зрения:

— Конечно, вы ничего не нашли. Иначе вы не отправились бы в Сивах лично.

— Логично, — заметил итальянец.

— Итак, вы не обнаружили никаких существенных различий между головным мозгом местных жителей и остального человечества. Ничего исключительного?

— Ничего.

— И вы уверены, что избрали для опыта типичного представителя этого оазиса? При условиях, которые позволяют сделать уверенные обобщение?

— Конечно.

На сей раз Незрин почувствовал, что его собеседник не шутит.

— Короче говоря, жители Сиваха не отличаются от нас, обычных людей?

— Нет.

— И все же отличие есть! — воскликнул Незрин. — Они не ведают всеобщей жажды власти и страха перед ней. Они подчиняются политической власти не только с готовностью, но и с удовольствием. В этом случае напрашиваются два предположения: их эксцентричное поведение либо наследственное, либо приобретенное. Согласны?

Гвидо не выразил ни одобрения, ни порицания. Но Незрина это мало беспокоило.

— Первое предположение связано с генетической мутацией. Мутации вам не нравятся, поэтому о них говорить не будем. Остается вторая возможность. И тогда невольно возникает вопрос: если приобретенное, то как? Почему сивахцы так отличаются от остальных людей? Ответ напрашивается сам собой — их поведение связано с культурой. Вы читали «Так говорит Заратустра»?

— Что именно?

— Притчу о льве, верблюде и ребенке. В ней говорится о трех возможных состояниях зрелости человека. Первое — лев, который понимает только силу и надеется только на себя. Второе — верблюд, который терпеливо переносит страдания и подчиняется рассудочно, ожидая, когда представится возможность отомстить — ударить ногой иди укусить. Третье состояние — детское. Ребенок еще не знает, что со временем станет сильным. Между тем он не тратит времени, каждый день пытаясь выиграть и проигрывая. Он просто не думает о власти. Он развивает свой ум, играет, созидает, радуется. К какой из этих категорий можно отнести сивахцев?

Но Гвидо, видимо, считал, что сказал уже достаточно. Теперь он забавлялся тем, что носком туфли подталкивал жабу, неизвестно как попавшую на ковер. Незрин сам ответил на свой вопрос.

— Если хорошо подумать, сивахцы не вписываются ни в одну категорию, предложенную Ницше. Они никого не едят, не держат нож за пазухой, и если считать, что их развитие когда-то остановилось, то уж не в детстве, конечно. Детям свойственны любопытство, изменения, рост. Они прекрасно знают, где власть, чтобы не слушаться ее. И в этом они полная противоположность сивахцев. Последние, как я уже говорил, исключительно продукты культуры и цивилизации более обособленной и застывшей, чем любая другая. Гвидо рассматривал египтянина с таким же брезгливым любопытством, как и жабу.

— Культура есть отказ от перемен, — продолжал Незрин, — а отказ от перемен означает на практике отказ от роста. Прогресс заключается в постоянном обновлении. Но люди не слишком радостно приветствуют новое. Они больше принимают его разумом, чем чувствами. К тому же они уверены, что выиграют от роста и расширения горизонтов. Они склонны больше доверять установившемуся укладу жизни общества. Их не интересует, как оно достигло данного культурного уровня. Но как же еще, если не цепью перемен? Каким чудом новшества древних теперь воспринимаются как консерватизм? Почему вчерашние скандалы сегодня более чем уместны и приличны? Или вчерашние деликатесы сегодня скромная трапеза? Потому что консерваторы — это люди с избирательной памятью, хранящей только то, что стоит хранить. С их точки зрения благоразумие — одна из таких стоящих вещей. Правда, нелепо думать, что в изменяющемся мире косность более надежна, чем эволюция! Беда в том, что ни одно общество не хочет учиться тому, как жить, а только тому, как иметь. И учится этому так же нерадиво, как и всему остальному. Подчиняясь правилам данного общества и приспосабливаясь к его условиям, человек соглашается на меньшее в надежде получить больше. В результате он теряет свое лицо и ничего не имеет.