По восточному календарю каждый год имеет свой цвет; 1990-й был белым. Сергей надел белый свитер, который я ему связала, и, как всегда, выглядел просто великолепно. С нами снова были мои родители, моя сестра Маша, Саша Фадеев и друзья Егора. Жители близлежащей деревни каждый Новый год заходили поздравить Егора, потому что его знали и любили все, а еще считалось, что эта традиция приносит удачу. Европейский чемпионат в тот год проводился в Ленинграде. Мы с Сергеем были не в самой лучшей форме. Частично из-за плеча Сергея, частично потому, что мне по-прежнему с трудом давались прыжки. Я сделала ошибку на двойном акселе и тодесе. Кроме того, одно из вращений мы исполнили не совсем синхронно. На следующее утро по телевидению сказали, что московская пара Гордеева и Гриньков выступала плохо и, по всей видимости, не сможет выиграть золотую медаль. Мы ужасно разозлились, а в день соревнований по произвольной программе Марина сказала.
— Екатерина Гордеева, ты не забыла, что ты олимпийская чемпионка?
Это были первые слова, сказанные нам перед соревнованиями, которые на самом деле произвели на меня нужное впечатление. Иногда даже сейчас, выходя на лед, я их вспоминаю.
«Ромео и Джульетту» мы откатали очень чисто, всем наша программа понравилась, и мы с третьего места передвинулись на первое. Эта программа, наполненная теми чувствами, что мы испытывали друг к другу, помогала нам выигрывать весь год. Мне казалось, я понимаю значение каждого движения, понимаю, зачем оно нужно, Но хотя Сергей вел себя на льду очень нежно и всегда смотрел на меня с любовью, это была наша работа. Мы никогда не хвалили друг друга после выступления, Сергей не шептал мне на ухо: «Я люблю тебя». Он делал это потом, много позже, когда мы уходили со льда. Впрочем, если честно, Сергей не очень умел делать комплименты и от него не часто можно было услышать слова похвалы. Он никогда не говорил, что я хорошо выгляжу, даже тогда, когда я старалась быть особенно красивой. Но его глаза всегда были красноречивее всяких слов.
На чемпионате мира 1990 года, который проводился в Галифаксе, мы тоже катались не лучшим образом. Нам удалось завоевать золотые медали, хотя я приземлилась на две ноги после тройного тулупа и упала на двойном акселе. Позже Сергей сказал Марине: — А что будет, если я сделаю ошибку на каком-нибудь прыжке? Представляешь, как ужасно это будет выглядеть? Катя крошечная, она девушка. Как ты думаешь, что произойдет, если ошибусь я?
Его эта мысль пугала. Он постоянно обо мне беспокоился, а я никогда не волновалась на его счет.
Той весной мы снова отправились в турне Тома Коллинза. Том оплачивал фигуристам первую треп-турне, потом вторую, а затем третью. Однако конверты для спортсменов из Советского Союза получал глава федерации, Александр Горшков, который вскрывал их и отдавал нам лишь часть денег. Я так никогда и не узнала, сколько нам доставалось: четверть или половина того, что платил Том. Нас очень огорчало, что мы не получаем все, что нам полагалось, ведь мы знали, что фигуристы из других стран оставляют себе все, что зарабатывают. В конце концов мы дружно этим возмутились, нас поддержали наши тренеры, и Горшков стал отдавать нам немного больше. Но все равно мы тратили все до гроша.