Мы решили, что будем выполнять все элементы — выбросы, поддержки и прыжки — в другом порядке, не так, как обычно. На этот раз мы сначала слушали музыку, а потом выбирали элементы, которые к ней подходят, и, например, не стали делать тодес в конце программы только потому, что так принято. К нашему удивлению, мы обнаружили, что в результате такой подготовки программы выполнить ее гораздо легче. Сергей никогда ничего не предлагал первым. Он стоял у бортика и молча слушал, как Марина, Леонович и я обсуждали, куда следует поместить какой-нибудь элемент, а потом заявлял, что делать, к примеру, параллельный двойной аксель в этой части программы — неверно, и часто оказывался прав. Он даже и не пытался выполнять тот или иной элемент в связке, если считал, что ничего хорошего из этого не выйдет. И не собирался отказываться от своей точки зрения, чтобы научиться тому, что, на его взгляд, никуда не годилось. Впрочем, когда Сергею что-то нравилось, он сразу об этом говорил. Работая над «Ромео и Джульеттой», Марина, которая всегда прислушивалась к его мнению, стала еще больше доверять ему.

У меня возникло ощущение, что мы вышли на новый уровень катания. Марина это тоже почувствовала. Она видела, как мы гуляем по улицам, держась за руки, в то время как раньше никогда на людях ничего подобного себе не позволяли. И это дало ей определенную свободу в создании нашей новой программы. Мы могли прикасаться друг к другу на льду по-новому, могли даже поцеловаться.

В 1989 году тренировочные сборы проходили сначала в Сухуми, а потом на лыжном курорте Терскол, в горах. Я хорошо запомнила это место, потому что там со мной случилась одна очень неприятная история, которая меня страшно напугала.

Я была в комнате одна, Сергей — в соседней. Мы никогда не оставались вместе во время тренировок. Посреди ночи я услышала громкий стук в свою балконную дверь. Не знаю почему, но я оставила включенным ночник и, ничего не понимая спросонок, открыла балкон. И увидела двоих совершенно незнакомых мне мужчин лет тридцати. Они объяснили, что дверь в гостиницу закрыта, они оказались на улице, а поскольку свет горит только в моем окне, они решили попросить меня впустить их внутрь. Не знаю, как им удалось забраться наверх, потому что мой номер был на шестом этаже. В тот момент я даже не испугалась.

Оба были сильно навеселе, один едва держался на ногах, и вдруг он полез ко мне обниматься. Я так перепугалась, хотела закричать, но не смогла произнести ни звука. Впервые в жизни я поняла, что страх может лишить дара речи. Я попыталась ударить его локтем, а ногой стукнуть в стену номера Сергея. Но у меня ничего не вышло. К счастью, другой мужчина велел своему приятелю отпустить меня, а потом увел его.

К моему великому удивлению, они вернулись через некоторое время. Постучали ко мне в дверь, и я снова открыла. Видимо, совсем ничего не соображала со сна. Поняв, что натворила, я хотела захлопнуть дверь, но они мне не дали этого сделать. И снова, благодарение Богу, их было двое, и тот, что был не так сильно пьян, принялся уговаривать приятеля, чтобы он не шумел: Пошли отсюда. Нас услышат». И они убрались восвояси. Они пришли и в третий раз, но тут уж у меня хватило ума закрыть дверь на замок. Я чувствовала себя так отвратительно из-за того, что произошло той ночью, что никому ничего не рассказала, а Сергей узнал об этом много позже, через несколько лет.