Взялся за ручки, выкатил тележку на перрон.

— Семь минут, — прошептал ему вслед ротмистр. Из почтового вагона, прицепленного сразу за паровозом, высовывался человек в синей куртке.

— Спишь, Владимир? — сердито закричал он. — Что тянете?

Длинноусый, средних лет. Скуластый? Пожалуй, — прикинул Эраст Петрович и снова прошептал напарнику:

— Да не дрожите вы. Зевайте, вы чуть не проспали.

— Вот… Сморило… Вторые сутки на дежурстве, — лепетал владимирец, старательно зевая и потягиваясь.

Ряженый инженер тем временем быстро кидал в открытую дверь почту, а сам примеривался — не обхватить ли длинноусого за пояс, не швырнуть ли на перрон? Уж чего проще.

Решил повременить — проверить, здесь ли три дощатых ящика размером 15x10x10 дюймов.

И правильно сделал, что повременил.

Поднялся в вагон, принялся раскладывать владимирскую почту на три кучи: письма, посылки, бандероли.

Внутри был самый настоящий лабиринт из уложенных штабелями мешков, коробок и ящиков.

Эраст Петрович прошёлся вдоль одного ряда, потом вдоль другого, но знакомого багажа не увидел.

— Чего гуляешь? — рявкнули на него из тёмного прохода. — Живей пошевеливайся! Мешки вон туда, квадратные — туда. Новенький, что ли?

Вот так сюрприз: второй почтальон, тоже лет сорока, скуластый и с усами. Который из них? Жаль, нельзя было прихватить с собой приёмщика из камеры хранения…

— Новенький, — прогудел Фандорин простуженным басом.

— А по виду старенький.

Второй почтовик подошёл к первому, встал рядом. У обоих на поясе висело по кобуре с «наганом».

— Чего руки-то трясутся, погулял вчера? — спросил второй у владимирца.

— Маленько погулял…

— Ты ж говорил, вторые сутки на дежурстве? — удивился первый, длинноусый.

Второй высунулся из двери, посмотрел на станционное здание.

«Который из них? — пытался угадать Фандорин, быстро скользя вдоль штабелей. — Или оба не те? Где ящики, с мелинитом?»

Вдруг оглушительно лязгнуло — это второй почтальон захлопнул дверь и задвинул засов.

— Ты чего, Матвей? — удивился длинноусый. Матвей ощерил жёлтые зубы, щёлкнул взведённым курком:

— Да уж знаю чего! Три синие фуражки в окне, и все сюда пялятся! У меня нюх!

Неимоверное облегчение — вот чувство, которое Эраст Петрович испытал в эту минуту. Значит, не зря брови и усы свинцовыми белилами мазал, не зря три часа паровозной копотью дышал.

— Матвей, ты что, сдурел? — не мог взять в толк длинноусый, моргая на блестящее дуло.

Владимирец — тот сразу сообразил, вжался спиной в стенку.

— Тихо, Лукич. Не суйся. А ты, тля, говори: грузчик твой из сыскарей? Убью! — Объект схватил местного за ворот.

— Моё дело подневольное… Пожалейте… до пенсии годик всего… — сразу капитулировал абориген.

— Эй, милейший, не глупите! — крикнул, высовываясь из-за ящиков, Фандорин. — Деваться вам все равно некуда. Бросайте ору…

Чего он никак не ожидал — что объект выстрелит, даже недослушав.

Инженер едва успел присесть, пуля свистнула над самой головой.

— Ах ты, паскуда! — раздался возмущённый крик длинноусого, которого диверсант назвал «Лукичом».

Снова громыхнуло. Слились два голоса — один застонал, второй взвизгнул.