Неудобно. Старый, заслуженный генерал. Опять же смежное ведомство, обижать нельзя.
— Помыться, побриться, смокинг, белый галстук, цилиндр, — кисло сказал инженер слуге. — Я ненадолго.
Слог третий, в котором Рыбников даёт волю страсти
25 мая Гликерия Романовна прокатилась вдоль бульвара впустую — Вася не пришёл. Это её расстроило, но не слишком сильно. Во-первых, теперь она знала, где его можно найти, а во-вторых, ей было чем заняться.
Прямо с бульвара Лидина поехала к Константину Фёдоровичу Шарму на службу. Старик ужасно обрадовался. Выставил из кабинета каких-то офицеров с бумагами, велел подать шоколад и вообще был очень мил со своей старомодной галантностью.
Вывести разговор на Фандорина было совсем нетрудно. После болтовни об общих петербургских знакомых Гликерия Романовна рассказала, как чуть не угодила в кошмарное крушение на мосту, красочно описала виденное и свои переживания. Детально остановилась на таинственном господине с седыми висками, руководившем дознанием.
Сильный эпитет, как и рассчитывала Лидина, подействовал.
— Для вас, может, он и таинственный, но не для меня, — снисходительно улыбнулся генерал. — Это Фандорин из Питерского железнодорожного. Умнейший человек, космополит, большой оригинал. Он сейчас ведёт в Москве очень важное дело. Я предупреждён, что в любую минуту может понадобиться моё содействие.
У Гликерии Романовны упало сердце: «важное дело». Бедный Вася!
Но она не подала виду, что встревожена. Вместо этого изобразила любопытство:
— Космополит? Большой оригинал? Ах, милый Константин Фёдорович, познакомьте меня с ним! Я знаю, для вас нет невозможного!
— Нет-нет, и не просите, Эраст Петрович имеет репутацию разбивателя сердец. Неужто и вы не остались равнодушны к его мраморному лику? Берегитесь, я взревную и установлю за вами секретное наблюдение! — шутливо погрозил пальцем генерал.
Но, конечно, упирался недолго — обещал нынче же пригласить петербуржца ужинать.
Гликерия Романовна надела серебристое платье, имевшее у неё прозвание «фатального», надушилась пряными духами и даже чуть-чуть подвела глаза, чего обычно не делала. Хороша была так, что минут пять не могла выйти на лестницу — всё любовалась на себя в зеркало.
А мерзкий Фандорин не пришёл. Весь вечер Лидина просидела рядом с пустым стулом, слушая цветистые комплименты хозяина и разговоры его скучных гостей.
Когда прощалась, Константин Фёдорович развёл руками:
— Не пришёл ваш «таинственный». Даже на записку ответить не соизволил.
Она стала уговаривать генерала, чтоб не сердился — может быть, у Фандорина важное расследование. И сказала:
— Как у вас мило! И гости такие славные. Знаете что, а устройте завтра опять ужин, в том же самом кругу. А Фандорину напишите как-нибудь порешительней, чтоб непременно пришёл. Обещаете?
— Ради удовольствия вновь видеть вас у себя я на все готов. Но что вам так дался Фандорин?
— Не в нем дело, — доверительно понизила голос Лидина. — Это так, пустое любопытство. Если угодно, каприз. Просто мне сейчас очень одиноко, хочется почаще бывать в обществе. Я вам не говорила: я ухожу от Жоржа.