– Ну что же, бояре, ситуация выправляется! Атаман Заруцкий опасность сапеговскую от нас убрал, из Стародуба, Козельска, Почепа и Мещевска мы поляков выбили. Бегут, ляхи, бегут. Мне на верность присягнули Вятка и Казань, прислали казну и ратных людей. Я так мыслю, пришла пора снова к Москве выдвигаться и кольцом ее обкладывать, дабы ляхи с шуйскими прихвостнями ни с Польшей, ни с предателями в иных городах и весях сношаться не могли.

– Опасно, Дмитрий Иванович, – громко вздохнул плечистый, дородный князь Дмитрий Трубецкой. – С юга и севера мы отбились, однако же с востока Рязань остается. Ее война затронула слабо, деньги и ратники есть. Супротив нашей армия втрое меньше будет, но коли мы на Москву пойдем, а они в спину ударят… Беда выйдет превеликая…

– Рязань ведь от шуйской шайки отреклась! – мотнул головой низкорослый государь.

– От Москвы, может, и отреклась, да тебе не присягнула, – ответил многоопытный воевода. – Прокопий Ляпунов там заправляет, каковой нас всех возле Тулы предал. Он тебя пуще Сигизмунда поганого боится! Тот ведь просто нехристь нерусская, а у тебя на Ляпунова обида. Так что как увидит предатель слабину, может ударить. А коли мы под Москвой воевать крепко увяжемся, этой слабины половина России выйдет!

– Что же это творится… – яростно потер подбородок Дмитрий. – Почему нам всем перед ворогом внешним никак не объединиться, обиды прежние откинув? Грыземся русские с русскими, а поляки со шведами тем временем наши земли делят и людей православных вырезают!

– Русская победа, государь, – это твоя победа! Сего Ляпунов и иные изменники пуще всего и боятся! Не верят, что простишь. Гнева твоего опасаются. Так что не сомневайся, государь. Начнешь побеждать, ударят в спину обязательно!

– Но сидеть так просто, державу на поругание отдав, тоже нельзя, Дмитрий Тимофеевич! – сжал кулаки государь. – Надобно хотя бы дорогу из Москвы на Польшу перекрыть, дабы хоть эти связи обрезать. У нас теперь казаки появились. Пусть Иван Мартынович к Серпухову выдвинется и там закрепится. Как полагаете?

– Разумно, – согласился князь Трубецкой.

– Разумно, – согласились остальные бояре.

– Значит, решено! – подвел итог государь.

5 октября 1610 года

Поле перед городом Серпухов

Беда случилась, когда не ждали. Воевода Иван Заруцкий осматривал укрепления острога, недавно захваченного поляками, когда со стены раздался пищальный выстрел. Случается такое сплошь и рядом. Обычно осажденные стреляют не из желания попасть – разве с трехсот шагов из пищали в человека угадаешь? Чай, не лук! Стреляют просто из желания отогнать. Ну и на «авось».

Грохнул одинокий выстрел – и казачий атаман, резко дернувшись и даже не вскрикнув, повалился из седла.

– Заруцкого убили!!! – Запорожцы тут же подхватили своего слабо дышащего командира, отвезли в лагерь. Там старый знахарь, окурив раненого дурман-травой, разрезал рану под правой рукой и вытащил застрявшую сразу под перебитым ребром пулю, старательно набил кровоточащую рану болотным мхом. Бледного от потери крови воеводу повезли в Калугу.

– Атаман Заруцкий ранен! – Это известие обрушилось на бояр во время очередной Думы. Наскоро закончив обсуждение закона «О вдовьей доле» и оставив Григория Отрепьева выписывать своим красивым почерком царский указ, Дмитрий поспешил в лагерь за стенами крепости, где располагались казачьи сотни.