– Ты желала подкрепиться, – грубым, чужим голосом сказал он, протягивая матери попугая со свернутой шеей. – Жри, скотина!

Ирина от изумления лишилась дара речи. На мгновение ей показалось, будто все это просто страшный сон. Кожинова встряхнула головой, пытаясь пробудиться от кошмара.

– Хавай, свинья! – нетерпеливо повторил изменившийся Роберт. – Тебе же надо что-нибудь эдакое?! Вот и наворачивай!

– Сынок, ты болен?! – опомнилась Ирина, потянулась к ребенку, но тот резко ударил ее по руке.

– Облезлый осел тебе сынок, клизма дырявая! Не лапай, не купила! А не хочешь жрать, так я сам! – Он жадно впился зубами в мертвую птицу, послышался отвратительный хруст, брызнула кровь.

– Скус-но! – с набитым ртом пробормотал Роберт. – Зря отказалась, дура крашеная!

Кожинова согнулась в безудержном приступе рвоты. Мальчик сатанински захохотал.

– Облевалась, сука драная, облевалась! – веселился он, скаля в издевательской гримасе окровавленные, залепленные перьями зубы. – Ну умора!

Вывернув на ковер содержимое желудка, Ирина заревела навзрыд.

– Прекрати, падаль! – рассвирепел Роберт. – Кишки выпущу!

В руках у него непонятно откуда появился огромный кухонный нож. Обуянная ужасом женщина пронзительно завизжала.

– Почему ты плачешь, мама? – нормальным голосом спросил ребенок. – Ой! Кеша! Что с ним?! – Мальчик удивленно и испуганно уставился на растерзанного попугая.

– Мне плохо, мама! – спустя полминуты пожаловался он. – Голова болит... Ар-хр-р-р-р! Грязная потаскуха! – Лицо Роберта вновь перекосилось. – Ненавижу!

Так продолжалось все утро. Мальчик то ненадолго приходил в себя, плакал, жаловался на плохое самочувствие, то менялся до неузнаваемости, рычал, шипел, грязно ругался и лишь перед самым возвращением Евгения Дмитриевича забылся тяжелым сном... Выслушав сбивчивый, прерываемый рыданиями рассказ жены, майор пришел в детскую и с опаской посмотрел на сына. Тот разметался по кровати, надрывно дыша. Покрытое мелкими каплями пота лицо заострилось, губы сжались в узкую злую полоску. Словно почувствовав присутствие Кожинова, Роберт встрепенулся и широко распахнул глаза, горящие нечеловеческой ненавистью.

– Явился, старый козел! – прокаркал он. – Не запылился, блин! Не везет тебе сегодня, правда?! Хе-хе! Сплошные обломы!

– Что-о-о?! – поразился майор. – Что ты сказал, сопляк?

Мальчик сипло расхохотался, затем помрачнел, заскрежетал зубами.

– Ты кого «сопляком» обозвал, ментяра пакостный?! Меня?! Встать смирно, когда с тобой хозяин разговаривает!

– Выпорю! – взбеленился майор. – Шкуру спущу!

– Попробуй! – кривлялся Роберт. – Попытайся, говно свиное! Рискни! Хи-хи-хи!

Кровь ударила Кожинову в голову. Глаза застлала багровая пелена. Почти ничего не соображая от ярости, он выхватил пистолет и передернул затвор, досылая патрон в патронник. Мальчик, не переставая хихикать, с издевкой наблюдал за отцом.

– Женя, опомнись! Что ты делаешь?! – закричала Ирина, повиснув у мужа на руке. – Это же наш сын! Он болен! Его лечить нужно!

Роберт вдруг откинулся на подушку и мгновенно уснул, издавая громкий взрослый храп.