Я из простынь выпуталась, и тут у меня бретелька лопнула, прямо как в день затмения, когда Джо меня чуть не убил, прежде чем я от него вырвалась. Вы знаете, есть такое чувство, когда кажется тебе, будто ты в этом месте уже была, будто знаешь, что люди скажут до того, как они рот раскроют? Вот это чувство на меня и накатило, да так сильно, что чудилось, будто вокруг меня призраки собрались и тычут в меня пальцами и я почти что эти пальцы вижу.

И знаете еще что? Призраки эти были словно из пыли.

Вбежала я в кухню, кинулась вверх по черной лестнице, как могла быстрее. А она все визжит, визжит, визжит… Комбинация сползает, и на площадке я оглянулась — вот сейчас увижу, как за мной Джо карабкается и сейчас комбинацию схватит.

Тут я опять вперед посмотрела и увидела Веру. Она уже три четверти коридора прошла к парадной лестнице — бредет спиной ко мне и визжит, визжит. На ночной рубашке внизу большое бурое пятно — обложилась значит. Но только на этот раз не из подлости или стервозности, как прежде, а от страха, ледяного душного страха.

Кресло поперек двери ее спальни застряло. Значит, она его с тормоза сняла, когда увидела то, что так ее перепугало. Прежде, когда на нее ужас накатывал, она могла только сесть или лечь, где была, да на помощь звать, и вам много народу скажет, что ходить сама она вовсе не могла. А вот вчера смогла. Богом клянусь, смогла. Отпустила тормоз кресла, повернула его, проехала через комнату, а когда оно в двери застряло, сумела из него выбраться и побрела по коридору.

Я стою там как каменная, смотрю, как ее шатает, и думаю, что она такое ужасное увидела, чтоб все это проделать и вот идти, хотя ноги ей давно служить отказались, — что же это такое, для чего у нее только одно название нашлось: мусорные кролики.

И вижу, куда она бредет — прямо к лестнице.

— Вера! — кричу ей. — Вера, хватит глупостей! Ты же свалишься! Стой!

Тут я с места сорвалась и побежала со всей мочи. И опять чувствую, что все это второй раз случается, только теперь я Джо и бегу, чтоб схватить и вцепиться.

Не знаю, услышала она меня или нет, а может, бедным ее раскисшим мозгам почудилось, что я вовсе впереди нее. Твердо только одно знаю — она опять закричала:

— Долорес, помоги! Помоги мне, Долорес! Мусорные кролики! — А сама даже чуть быстрее пошла.

А коридор-то уже весь почти позади! Я пробегаю мимо ее спальни и как стукнусь щиколоткой об подножку кресла — вот видишь синяк, Энди? Бегу что есть мочи, кричу: «Стой, Вера, стой!» — и уже хрипеть начинаю.

А она площадку перешла и занесла ноги в пустоту. Спасти я ее уже не смогла бы, а могла только свалиться вместе с ней, да только в такую секунду некогда думать или взвешивать. Я кинулась на нее, а ее нога промахнулась, и она вся накренилась вперед. Я тут в последний раз ее лицо увидела. По-моему, она не соображала, что падает, — один ужас на лице, даже глаза выпучены. Панику эту я в них и раньше видела, да только не такую дикую. И можете мне поверить, вовсе она не лестницы перепугалась. Думала она только о том, что позади нее было, не впереди.