И… оказался прав.

Шура, как всегда, был голоден. Но после ужина, который в доме все-таки имелся, заметно подобрел.

Сначала лениво обменивались мнениями о погоде, потом Наполеонов поинтересовался урожаем и окончательно успокоился, когда его заверили, что запасов хватит на то, чтобы прокормить его даже в самую суровую и долгую зиму. Неожиданно заговорили о любви, поначалу киношной, подтрунивали над растянутыми сериалами, которые народ все-таки смотрит.

Потом ставший серьезным Морис проговорил:

— Понятие любви в современном мире стало слишком легковесным.

— Это все тлетворное влияние Запада! — быстро добавил Шура.

Мирослава фыркнула.

— Ничего смешного, — обиделся Наполеонов.

— Дело не в Западе… — задумчиво проговорил Морис.

— А в чем? — заинтересовалась Волгина.

— В том, что люди чаще всего называют любовью чувства, которые не имеют к ней никакого отношения или имеют очень отдаленное.

— Седьмая вода на киселе, — вставил Наполеонов.

— Можно сказать и так, — согласился Миндаугас.

— А поточнее, — Мирослава посмотрела на него лукаво.

— Можно и поточнее. Любовью нередко называют в лучшем случае влюбленность, довольно часто зависимость и, что самое отвратительное, вульгарную похоть.

— Почему вульгарную?

— Потому что распущенность стала в моде.

— Ты преувеличиваешь.

— Ничуть!

— Я же говорю, тлетворное влияние Запада! — воодушевился Наполеонов.

— Да угомонись ты со своим Западом, — отмахнулась Мирослава.

— Он не мой, — обиделся Шура.

Но Мирослава проигнорировала всплеск его эмоций и обратилась к Морису:

— Я думаю, что это происходило в какой-то мере во все века. В одни времена чаще, в другие реже.

— Я бы сделал акцент на словах — в какой-то мере.

— Ну…

— В прежние времена люди ощущали зарождение любви, вынашивали ее, если хотите, боготворили.

— Еще скажи, считали верхом блаженства.

— Почему бы и нет, — Морис пожал плечами.

— Тогда скажи мне, что ты понимаешь под словом любовь? — спросила Мирослава.

— Любовь — это чувство, которое пронизывает всю сущность человека. Любовь не может быть глаголом! Это всегда существительное.

— Вот поподробнее про глагол и существительное. А то что-то мои познания в этой части русского языка истощились, — попросил Шура.

Морис посмотрел на него снисходительно и снизошел до объяснения:

— Например, он любил ее в гостинице до трех утра. Это глагол.

— Вот шельмец! — покачал головой Шура. — А надо как?

— Он занимался с ней сексом, — сухо пояснил Морис.

— Ага. А существительное?

— Это когда любовь чувство, которое один человек испытывает к другому.

— Слушай, — воскликнул Шура, — тебе надо идти в преподы русского языка! Или нет, даже надо книжки писать на эту тему.

Морис отмахнулся от Шуриного энтузиазма.

— А в чем главное отличие настоящей любви от всех ее близнецов?

— Вы хотели сказать подделок и пародий? — с усмешкой спросил он.

— Ну…

— Главное отличие настоящей любви в том, что для нее счастье любимой или любимого важнее собственного счастья.

Мирослава вздохнула:

— По-моему, ты говоришь о степени гениальности в любви. Но гениев в мире, хоть в любви, хоть в искусстве, хоть в науке, — единицы.