Только вечер, проведенный в компании друзей, мог поднять его упавшее донельзя настроение, ну и, конечно, бесподобный ужин, приготовленный Морисом Миндаугасом.

«Как хорошо, — думал он, — что у меня есть друзья, мама и… работа». Пусть беспощадная, грязная, но все-таки ничем другим он заниматься не хотел и не мог.

Разве так уж плохо делать мир чище и благополучнее?

Через некоторое время Мирослава и Морис узнали от Шуры, что защищать Анну будет Ян Белозерский.

Мирослава приподняла бровь:

— Да?

— Да, его нанял отец Анны полковник Филипп Арнольдович Анисимов.

— Надеюсь, Яну не потребуются наши услуги и на этот раз, — задумчиво проговорила Мирослава.

— Надо думать, — хмыкнул Шура.

Много позднее Белозерский объяснил Мирославе свое согласие защищать Анну тем, что Фалалеев и Максименкова вели себя по отношению к ней с изощренным издевательством, они, можно сказать, растоптали ее как личность.

— Но непредумышленно, — заметила она.

— Это неважно. Я против аморальности.

— Но ты же защищал Максименкову!

— Потому что убийства она не совершала.

— Логично…

— Ну, вот видишь. Как приятно разговаривать с человеком, который тебя понимает, — улыбнулся он.

— Ты надеешься, что ее оправдают?

— Я не настолько наивен, — ответил адвокат.

Мирослава кивнула и передала привет Магде и Паулине.

Глеб Басаргин ждал Маргариту на улице.

Моросил мелкий дождь. С деревьев опали почти все листья, и только хризантемы на клумбах продолжали упорно радовать взгляд, словно уверяя разуверившихся: не все потеряно.

Издали Маргарита показалась Глебу поблекшей, точно полинявшая птица, утратившая часть своего ослепительного оперенья.

Она растерянно оглянулась вокруг. Но, увидев его, стоявшего возле своей машины, сразу осветилась внутренним светом и быстрым шагом направилась к нему.

— Глеб, — прошептали ее губы.

— Маргарита, — отозвался он, но не пошевелился.

Не дожидаясь каких-либо движений с его стороны, она подошла вплотную и прижалась к нему.

Он погладил ее волосы.

— Спасибо тебе, — сказала Маргарита, глядя в глаза Глеба Басаргина, — ты спас меня!

— Я сделал это не только ради тебя, — глухо произнес он.

— Разве? — удивилась она.

— Больше ради себя.

— Все равно спасибо.

— Пожалуйста, но, если ты начнешь выбрасывать прежние коленца, для тебя это плохо кончится, — сказал он жестко.

— А для тебя?

— И для меня.

— Я не начну, — проговорила она серьезно, — обещаю.

И Глеб Басаргин поверил ей. А главное, что она сама поверила в произнесенные ею слова.

Они сели в машину и уехали в свою жизнь, которую нужно было писать не то чтобы заново, но новыми красками.