— Расслабься, шучу! Сводки написал, наборы и биксы заложил, чайник на плите! Пол в блоке помыл, кварц выключил. Гляди веселей, скоро смена придет!
— Спасибочки, Алексей! — донесся мне в спину не совсем уверенный Ванин голос.
В ординаторской гудела электробритва Кимыча. Я затолкал в шкаф одеяло с подушкой и встал рядом. Кимыч перестал жужжать и недобро уставился на меня:
— Проспался?
Вместо утвердительного ответа я глубоко вздохнул и, сделав трагическое лицо, произнес:
— Виталий Кимович! Не говорите ничего Суходольской про Ивана! Если его погонят, я тут без него не останусь!
Кимыч посмотрел на меня с нескрываемой усмешкой и явным удовлетворением:
— Какой же ты глупый, Моторов! Да кому вы вообще нужны! Ты не меня обрабатывай. Ты лучше о Винокурове думай!
И снова бритву включил.
Минут через пять я уже был в нейрохирургии и скребся в дверь ординаторской. Сидевший за столом Винокуров что-то быстро писал. Он мрачно взглянул на меня, не отрываясь от бумаг и не говоря ни слова.
Да, плохо дело!
— Алексей Михайлович, — начал я, — я вас очень прошу, не подавайте рапорт, вы же знаете, какие могут быть последствия!
— А ты что, парламентер? — не удостаивая меня взглядом, продолжал писать Винокуров. — Раньше о последствиях нужно было думать! Они почему тебя послали?
— У нас поступление! — соврал я. — Они там больного принимают, отравление какое-то!
Про отравление я сказал намеренно, чтобы Винокуров не дергался сверлить голову. Мне почудилось, что он стал писать чуть медленнее, самую малость.
— Это безобразие так оставлять нельзя! — жестко объявил Винокуров. — Ты сам-то как считаешь?
Вот она, настоящая проверка моих дипломатических способностей, момент истины, так сказать!
— Алексей Михайлович, — пытаясь выглядеть достойно, произнес я, — вы же знаете, Кимычу начхать на любой рапорт, а вот у Ивана настоящие неприятности могут быть. Ивана… его могут, могут…
Тут Винокуров впервые заинтересованно посмотрел на меня, и я понял, что это шанс и выстрел должен быть без осечки! Эх, врать так уж врать!
— его из ИНСТИТУТА ВЫГОНЯТ!!!
— Из института??? — удивился Винокуров. — А я и не знал, что он учится!
Я смотрел на него и видел, что он лихорадочно думает.
— Нет, ну если так, тогда ладно! Это меняет дело!
Он заметно повеселел, даже жестом пригласил меня сесть.
— Ты бы его научил хорошим манерам, приятеля своего, а то сам студент, а гонору как у профессора!
Я понял, что мне удалось почти невозможное.
А когда я выходил, Винокуров поднялся со стула и, подойдя ко мне, сказал напоследок:
— Да, профессору своему передай, что снимок, как он велел, я сделал!
И добавил, усмехнувшись, как мне показалось, немного смущенно:
— Пневмония там очаговая, слева!
Как только я вышел из лифта, то сразу почувствовал запах яичницы, значит, кулинар Кимыч не изменил своей традиции. И точно, он в «харчевне», сидит с Волоховым. Они завтракают, переговариваются, самовар свистит, сковорода шипит, просто какая-то дачная идиллия.
Ваня, пока я в нейрохирургию носился, уже успел смену и в блоке, и в «шоке» сдать. Это и неудивительно, без больных кто ж привязываться станет?