Волохов бережно, обеими руками, как драгоценный дар, принял этот наполненный живительной влагой сосуд. Я тут же стал суетливо наливать в другую кружку воду из остывшего за ночь самовара, но Витя отрицательно покачал головой.

Тогда я замер и приготовился наблюдать. Наверное, так смотрели на Роджера Смита, американского врача, когда он во имя науки вводил себе яд кураре.

Витя подошел к рукомойнику, тяжко вздохнул, переложил кружку в правую руку. Приоткрыл кран с холодной водой, открутив его лишь чуть-чуть. Видно, силы кончились. Вода потекла тоненькой струйкой. Волохов подставил ладонь левой руки, сложив ее ковшиком. Поднес ко рту. Опять вздохнул. Выпил воду, втянув ее губами. Затем, перестав дышать, начал вливать в себя спирт.

Он стоял ко мне спиной, и я видел, как при каждом глотке двигаются его уши. Когда движение ушей прекратилось, Витя повернулся и поставил пустую кружку на стол.

— Наливай! — уже человеческим голосом приказал он.

Без колебаний я наполнил кружку, влив в нее все, что оставалось. Пустую банку я сунул в карман. На этот раз Витя поменял последовательность, сначала выпил спирт, а потом запил из ладошки. А сам, между прочим, всегда меня предостерегал:

— Запивать, салага, — путь к алкоголизму!

Витя тщательно сполоснул кружку и, повернувшись ко мне, весело улыбнулся. От его синюшности не осталось и следа. Да и вообще с ним быстро стали происходить перемены, вроде тех, что я увидел много позже, в голливудских фильмах со спецэффектами. А помолодел-то как! Лет на двадцать. Просто какой-то портрет Дориана Грея.

— Вить, полегчало? — спросил я его, не скрывая восхищения.

— Ништяк! — коротко, по-солдатски ответил Виктор Григорьевич и упругой походкой отправился на административную конференцию. Несмотря на выпитый эквивалент литра водки, его даже не покачивало.

Ваня пробудился ровно через секунду после того, как за порог вышел Волохов. Жаль. Много потерял. Он приподнял голову и захлопал глазами. Потом сел на кушетке и помотал головой. Затем с неподдельным любопытством стал оглядывать помещение, странным образом не замечая моего присутствия. Мне даже стало немного обидно.

— С добрым утром! — с нажимом поприветствовал я его. — Как спалось?

— Спасибочки! — в своей обычной манере ответил Иван. — А почему я…

Наверное, он хотел выяснить, как здесь оказался, но либо вспомнил, либо передумал спрашивать. Он пружинисто вскочил, потянулся и опять помотал головой.

— Чайку бы, Алексей! — состроив жалобное лицо, попросил Ваня.

Вот ведь собака, даже не спросит ничего!

— У нас в блоке шестеро больных, все на аппаратах, я их еще не перестилал! — с каменным лицом начал я воспитательный процесс. — Но это уже твоя забота, алкоголик! Я пошел, у меня два поступления по эстакаде, оба сейчас в «шоке» лежат! Да, самое главное! Тебя Суходольская в кабинете ждет, да не одна, а с Винокуровым!

Бедный Ваня сел на кушетку и обхватил голову руками. Мне его стало еще жальче, чем Витю несколько минут назад.

Я вырвал из-под Ивана одеяло, взял подушку. Тот сидел не шелохнувшись. Уже на пороге я сказал: