Тут подъехал лифт, Кимыч запрыгнул в него, ткнул кнопку, и за то время, что закрывались двери, он успел проорать:

— Но когда, только что, в ординаторскую позвонил Романов из нейрохирургии и заявил мне, что он берет там больного, моему терпению пришел конец!

Тут двери лифта захлопнулись, он тронулся наверх, но Кимыч прибавил громкости, и его вопль эхом разнесся по всем шестнадцати этажам больницы:

— Я их всех ЗАЛОЖУ!!!

Щеглова не успела переварить всю эту информацию: не прошло и пяти минут, как двери лифта снова распахнулись, и оттуда вылез все еще свирепый Кимыч. Вдобавок он выволок за собой Ивана, который хоть и вяло, но сопротивлялся. Ленка успела заметить, что на плече у Вани реанимационная сумка, а на шее фонендоскоп.

Она решила проследить за расправой и в случае чего вмешаться. Первым делом Кимыч вырвал из рук Вани сумку и забросил ее в пультовую. Затем он сорвал с него фонендоскоп. Так обычно в кино показывают расправу над теми, кто изменил присяге, когда перед строем с них срывают ордена и эполеты. По закону жанра Кимычу за неимением шпаги нужно было еще сломать над головой несчастного Ваньки швабру, но вместо этого Кимыч поступил неожиданно и вместе с тем очень разумно.

Оставив Ваню стоять в коридоре, он сбегал в ординаторскую, вернувшись с подушкой и одеялом. Быстро постелив в «харчевне», Кимыч подвел Романова к ложу и молча показал на кушетку пальцем.

Иван так же молча, благоразумно не вступая в дискуссии, разулся, лег, накрылся одеялом и моментально уснул. Намаялся за сегодня.

Кимыч, убедившись, что Ваня спит, сходил за своей трубкой, набил ее, раскурил и, уже успокоившись, поведал Ленке и проснувшейся Маринке о событиях, произошедших за последний час.

В нейрохирургии затяжелел больной. Его мы держали пару дней у себя в первом блоке после удаления гематомы мозга. Когда он стабилизировался, нейрохирурги забрали его к себе. Но сегодня к вечеру состояние ухудшилось: поползла температура, появилась одышка. Все нехитрые действия, что предприняли в отделении, эффекта не дали.

Ночью ситуация лишь усугубилась, и дежурный нейрохирург решил, что пора вызывать на консультацию реаниматолога.

В ту ночь дежурным нейрохирургом был Винокуров. Как и все врачи его профиля, он был человеком серьезным, чтобы не сказать — жестким. Наверное, когда каждый день копаешься инструментами в человеческом мозге, меняется отношение к жизни. Он позвонил в ординаторскую реанимационного отделения по номеру 266. Никто не подходил. Винокуров терпеливо слушал гудки, но ответа так и не последовало. Тогда он подождал немного и перезвонил. С тем же результатом.

«Странно, — подумал Винокуров, — никого нет, может быть, у них запарка?» В реанимации подходили всегда, в любое время дня и ночи.

Тогда Винокуров позвонил по следующему телефону, который был напечатан в справочнике, — 265. Это был номер второго блока.

Сначала тоже никто не подходил, но все же, хоть и не скоро, ему ответил приятный мужской голос:

— Реанимация, второй блок!

— Реанимация! — обрадованно воскликнул Винокуров. — Нужна срочная консультация в нейрохирургии, палата 1136!