— Ладно, — соглашается Кендрик. — Только я не буду кричать, я просто тебе скажу.

— Хорошая мысль, — кивает Ибрагим. — А пока смотрим, можем поговорить.

— Чтобы не скучать, — подхватывает Кендрик.

— Именно. — Ибрагим нажимает иконку воспроизведения. Просматривать удается самое большее с восьмикратным ускорением. Камера хранения работает с семи утра до семи вечера, значит, на каждый день уйдет девяносто минут. Вместе с Кендриком они за это время управятся с двумя днями. Может, это и не самое подходящее задание для восьмилетнего мальчишки, но в наше время с детьми слишком уж нянчатся.

— Я свое уже запустил, — сообщает Кендрик. — А о чем будем разговаривать?

Ибрагим просматривает черно-белое видео на своем экране. Камера охватывает все ряды ячеек. Даже на восьмикратной скорости там еще не мелькнуло ни единой души.

— Как дела в школе?

— М-м-м, нормально, — тянет Кендрик. — Ты о римлянах что-нибудь знаешь?

— Знаю, — отвечает Ибрагим. На экране девушка запихивает в ячейку, расположенную в конце прохода, свой рюкзачок.

— А кого больше всех любишь? — спрашивает Кендрик.

— Из римлян?

— Я — Брута. Тут прошла уборщица, но она ничего не украла.

— Думаю, мне нравится Сенека Младший, — говорит Ибрагим. — Величайший философ-стоик. Он отлично владел теорией, но всегда старался давать и практические советы. Считал, что философия — не священный текст, а лекарство.

— Вот здорово, мы его еще не проходили, — отзывается Кендрик. — А динозавр какой, по-твоему, лучший? Стегозавр?

— Да, тут мы сходимся, Кендрик. — Ибрагим делает глоток бренди.

— У тебя болит там, куда тебя били? — спрашивает Кендрик, не отрывая взгляда от экрана.

— Я всем говорю, что нет, — отвечает Ибрагим, — но да, сильно болит.

— Они, наверное, знают, — предполагает Кендрик.

— Наверное, знают, — соглашается Ибрагим, — но ты единственный, кому я сам в этом признаюсь.

— Спасибо, дядя Ибрагим, — отзывается Кендрик. — Сейчас кто-то забрал коробку из другой ячейки, это скучно. А что ты чувствовал, когда тебя ударили? Страшно было?

— Очень хорошие вопросы, — произносит Ибрагим, глядя на то, как мужчина в костюме кладет в ячейку портфель, а следом снимает галстук и убирает его тоже. Потерял работу, а жене еще не рассказал.

— Помнится, мне было очень страшно. Казалось, будто я попал в барабан стиральной машины. Глупо, да?

— Вообще-то нет, — возражает Кендрик. — Что чувствовал, то чувствовал.

— И я понимал, что могу умереть. Это я запомнил. Я об этом подумал. И подумал: «Ладно, но разве справедливо, что это случится именно так?» И еще подумал: «Эх, если бы знать заранее!»

— Угу, — говорит Кендрик.

— И я вспомнил твоего дедушку, и Джойс, и Элизабет тоже и понял, что мне будет их не хватать, а им будет не хватать меня. И понадеялся, что, возможно, я не умру. Что все кончится хорошо.

— Я рад, что ты не умер, а то мы сейчас с тобой не сидели бы.

Ибрагим закуривает сигару. Кендрик продолжает:

— Если бы меня убивали, я тоже подумал бы о дедушке, а теперь еще и о тебе. И о Коди из нашей школы, и о Мелиссе, и о мисс Уоррен. А больше всего о маме. Ух, какая большущая сигарета! Тебе нельзя курить, ты знаешь?