— Только не надо горячиться… Изложите по каждому эпизоду подробно все, как было, — уговаривал Бударин.

— Ничего такого не было, понимаете, Вячеслав Борисович! Не было! — вдруг взорвалась Дагурова.

Бударин видел, что Дагурова побледнела, а в ее глазах показались слезы. Глядя на нее, он думал: или прервать разговор, или продолжить? Решил продолжить.

— Ольга Арчиловна, вот вы говорите: не было. Давайте конкретно по эпизодам. — Он взял в руки лист с наклеенными буквами. — Начнем с последнего. Хорошо? Осетров был задержан? Был. Он виновен? Нет. Вы принесли ему извинения?

— Нет, — ответила Дагурова.

— Вот видите, а говорите…

— Формально не извинялась, а по существу? Ведь вы же не знаете наших взаимоотношений, а уже делаете выводы…

— Ольга Арчиловна, следите за собой… Прошу. Я никаких выводов еще не делал. Я только начал выяснять.

— Извините, но я думала, я хотела… я собиралась сегодня же…

— Хм, — укоризненно покачал головой Бударин, — «сегодня хотела, думала, собиралась». А надо было это сделать вчера, позавчера, и тогда не было бы вопросов. А вы как следователь знаете или, по крайней мере, должны знать, что мы судим о людях по их реальным поступкам, а не по их хотениям…

Ольга Арчиловна поняла, что в этой ситуации говорить Бударину о том, что Нил Осетров достоин правительственных наград и что она будет (опять «будет») их добиваться, смешно и по-детски наивно. Она замолчала. Заговорил Бударин:

— Хорошо, давайте возьмем другой эпизод. К примеру, третий.

Дагурова взглянула на анонимку: против цифры 3 речь шла о ее груди и бедрах.

— Автор, видимо, имеет в виду тот день, когда я была одета в спортивный костюм, и ему не понравилась моя фигура. Но я-то тут при чем?! — в сердцах сказала Ольга Арчиловна и почувствовала ком в горле.

— А притом, дорогая, что в спортивном костюме следствие не ведут и по гостям во время командировки не ходят. Понятно? И еще. Насчет Гая. Скажите, он был у вас понятым?

— Был, — ответила Дагурова.

— А в гостях вы у него были?

— Была.

— Вот видите, а говорите, здесь ложь и «ничего не было», — едва улыбнулся Бударин.

— Было, но ведь все не так, не так, как здесь изобразили… Я вам сейчас объясню…

— А я и прошу вас, кстати, об этом, сядьте и напишите, пожалуйста, как было. Вам удобнее здесь или…

— Хорошо, напишу, — поднялась Дагурова и потянулась за папкой с делом об убийстве, чтобы положить ее в портфель, но Бударин жестом попросил папку оставить.

— Я еще полистаю. А вы не спешите. Я подожду, подышу воздухом да природой полюбуюсь. Тут красота, курортам не уступит… Люблю тайгу, хотя и вырос далеко отсюда.

Бударин остался, а Ольга Арчиловна побрела к себе в «академгородок», опустив низко голову, не замечая вокруг себя ничего и никого.

У других Дагурова брала объяснения, и не раз. А вот самой давать ей пришлось впервые. Она сидела за столом уже больше часа и, по существу, не написала ни строчки. Честно говоря, она даже не знала, с чего начать эту проклятую бумагу… Бударин просил по порядку объяснить каждый эпизод. Для кого-то, оказывается, она и Виталий всего-навсего «первый эпизод», а для нее это вся жизнь, это брошенный Ленинград, это три года разлуки, это сотни писем, это их чувство, их любовь, Антошка… И слово-то какое для Виталия придумали — «сожитель». Она слышала его… Так называют обычно пьяниц, которые ходят по бабам на недельку-другую из-за бутылки водки… Да, она живет с ним давно. Их первая ночь была еще там, в Ленинграде. Но кому какое дело до их любви? Почему к ней должны прикасаться липкие, грязные руки анонимщика? Почему она, женщина, должна перед кем-то отчитываться за свои чувства? И ей невольно пришли на память слова из песни Высоцкого: «Я не люблю, когда мне лезут в душу, тем более когда в нее плюют». Пожалуй, лучше и не скажешь. Может быть, так и написать? А насчет Гая… Да, следователь может подозревать. Есть у него такое право. И она, пока искала убийцу, подозревала многих, но нельзя же подозревать всех и сразу! Разве она тогда знала, что Гай окажется преступником. И Дагурова — не Кучумова, чтобы видеть сквозь землю… Кстати, и Аделина, та самая Аделина, которая другим предсказывала судьбу, сама не почувствовала коварства Гая, иначе не пошла бы на озеро с ним. И это молоко. Смешно… Аделина действительно его приносила, в Турунгайше ведь ни столовой, ни даже ларька… А когда однажды Дагурова напомнила о деньгах, Аделина решительно покачала головой и сказала: «Потом все сразу», но «потом» не состоялось не по вине Дагуровой…