– Все так, как я и думал, – заявил он.
С этими словами Ингольф повернулся лицом к Херцфельду, который, как ни старался, никак не мог понять, что практикант сейчас проверял.
– Швинтовский избрал для своих целей анонимный чат-аккаунт и использовал на острове камеру как видеотелефон, а Мартинек принял запись при помощи этой видеокамеры и сохранил ее уже здесь.
– И?
– К сожалению, нет никакого «и». Связи нет уже несколько дней, поэтому я…
Тут Ингольф запнулся на полуслове и даже не отреагировал на вопрос Херцфельда о том, что с ним случилось. Вместо этого он принялся что-то делать на камере, крепко держа ее в обеих руках и закрывая тем самым профессору возможность видеть свои манипуляции.
– Ха! – вдруг возбужденно воскликнул практикант и отошел от штатива с выражением радости на лице от полученного результата, к которой примешивался страх.
– Что еще? – спросил его Херцфельд.
– Как я уже говорил, чат со Швинтовским уже давно закрыт, – ответил Ингольф. – Но в журнале истории мне удалось обнаружить, что в последние дни Мартинек постоянно устанавливал другое соединение.
Не успел профессор уточнить, что именно фон Аппен имел в виду, как практикант нажал на ссылку, высвечивавшуюся на сенсорном экране, и в центре монитора появилось изображение вращающихся песочных часов. Прошло около десяти секунд, а затем четкий звуковой сигнал засвидетельствовал, что соединение успешно установлено. То были долгие секунды, предшествовавшие появлению на мониторе первой не очень четкой картинки. Увидев ее, Херцфельд непроизвольно вскрикнул, поскольку это было изображение подвального помещения, напоминавшего подземный бункер.
Глава 52
В аду
Все прошло гораздо легче, чем ей представлялось. Наконец металлическая кровать была подвинута прямо под лампочку, то есть под крюк для мяса. Девушке потребовалось некоторое время, чтобы собраться с силами. Затем она забралась на кровать и встала на металлические пружины, сохраняя равновесие. Ей без труда удалось освободить крюк от электрического кабеля и закрепить на его месте веревку.
– Ну что? Это то, чего ты хотел? – задала она вопрос, с вызовом обращаясь к видеокамере, поскольку уже приняла решение.
Бедняжка уже давно решила это сделать, так как предпочла сама броситься в объятия смерти, чем дать маньяку возможность прикоснуться ножом для обрезания к своим чувствительным местам.
«Больше боли я не выдержу», – подумала она. Постояла немного, борясь с бурей эмоций в своей душе, и сказала, как бы убеждая себя:
– Кроме того, я все равно не выживу.
В реальности того обещания, которое ей дал убийца, сомневаться не приходилось. Оно читалось в его глазах еще тогда, когда он насиловал ее, избивал кулаками, пинал ногами и истязал ножницами. Взгляд у него был колючим и одновременно решительным. Для садиста она была не человеком, а вещью, которой можно попользоваться, а затем выбросить. Как только маньяк отрежет ей все, что можно, он от нее избавится. Единственное, что у нее оставалось, – это использовать предоставленный ей шанс самой определить время и обстоятельства собственной смерти.