– Что-то он к нам зачастил… Безопасность, видимо, хромает.

– У Гагарина она всегда хромает. Он с двадцати лет живет в бункере, опасается ядерной войны. Шизофреник.

– Мой дедушка был шизофреником, он писал книги про Тибет.

– Да… Я одно не могу понять: зачем они все это здесь построили, под городом? Глупо ведь. И сложно технически. Гораздо проще где-нибудь под Александровом…

Молчание.

– Ты же знаешь официальную версию, – сказал Белов. – Строили когда-то объездной туннель. Из-за нехватки средств заморозили, а техники много осталось. Да и работы на треть уже завершены, водохранилища, ангары… Удобно.

– Как-то слишком удобно. Я вот слышал…

– Только давай без Зороастра, ладно? – перебил Белов. – У меня с утра в зубах колбаса застряла, я в раздражении.

– Да какой там Зороастр. Говорят, что Гейнц себе лежку готовит.

– Что? – не понял Белов.

– Лежку. Убежище то есть. У меня один астрофизик знакомый в Канаде, вместе учились. Он мне еще два года назад писал, что в Северном полушарии закрыт доступ ко всем обсерваториям. Небо то есть закрыто. Я думал, он шутит, а он… На рыбалку поехал, за лососем, пропал. Вот так.

Рыжий громко прищелкнул языком.

– Вполне возможно, что они… И Лю, и Гейнц, и правительство наше, они что-то скрывают.

– Метеорит? – ехидно осведомился Белов.

– Не, от метеорита мы бы легко отпинались. Мой друг-рыбак полагал, что это гамма-всплеск. В нашу сторону. И очень скоро.

Пауза. Затем рыжий продолжил:

– Если это правда, то Северное полушарие будет выжжено. Вода испарится, земля потрескается, выжившие переберутся в туннели. Выживет, кстати, немного и в основном люди, конечно. Флора, фауна практически исчезнут, плюс неизбежный скачкообразный мутагенез… Короче, тотальная жопа. А Гейнц и Лю придумали щит.

– Щит?

– Это не я так считаю, – сказал рыжий, – это мой друг так считал. Щит. А наши дали деньги. Они хотят прикрыться от гамма-выброса, переждать, перетоптаться. Знаешь, этакий скромненький бункер в пределах Кольцевой дороги, с балерунами, осьминогами и кактусами в кадках.

Опять пауза.

Затем оба снова расхохотались. Но как-то невесело.

– Знаешь, – заговорщически сказал рыжий, – я тут познакомился с одной ассистенткой, очень талантливой девицей, у нее такой допуск… Ах ты, китарезы, заметили. Улыбнись и помаши им рукой, вот так, вот так. Ладно, давай к китайцам. Надо встречать.

Тишина.

– Пошли к автобусу, – сказал Егор. – Белов последним, рыжий перед ним… Рыжий плешивый… Китайцы навстречу шагают, улыбаются… Все. Странно. Запись совсем другая… Рыжий ведь умер уже?

– На дату посмотри, там, на экранчике, – посоветовал я. – Это задолго до Прорыва записано. Наверное… Наверное, записи накладываются одна на другую.

– Как это?

– Тут можно стирать, ты же читал инструкцию. Белов проверял аппаратуру и записал, где вход под землю, к Установке. А потом на эту же кассету все остальное записывал. Теперь все ясно, – сказал я.

– Что ясно?

– Ясны наши дальнейшие действия.

Я нащупал плеер, выключил, бережно опустил его на пол.

– Надо искать серебряную собаку.

Егор тягостно вздохнул.

– Искать собаку, – повторил я. – Ты же запомнил, как она выглядит?