Названная машина чуть притормаживает – два красных обрезка тормозных сигналов пылают в белом вихре, – затем мучительно уходит в резкий левый поворот. Я не сбавляю темп – на самом деле удваиваю его, ускоряюсь, наверстываю несколько ярдов – и получаю драгоценные секунды на размышления.

Что последнее я помню?

Ничего.

Я детектив?

Я думаю об этом в шутку, но это звучит как правда или, по крайней мере, достаточно правдоподобно. Я принимаю это; оставляю временный ярлычок, пока не появится что-то поосновательнее.

Дорога выравнивается, и машина благодарно ревет. Я не знаю, почему не могу упустить ее, почему она – и ее водитель – так важна; знаю только, что это так.

Затем из пустоты приходит мысль, завернутая ленточкой.

Там была девушка.

Девушка-подросток, и она помогала мне. Значит, вся эта штука с полицией маловероятна, поскольку у детективов редко бывают четырнадцатилетние напарницы.

Она предупреждала меня о беспамятстве. Говорила, что оно случится – и я могу его отсрочить, – но со временем оно все равно наступит. Единственное, что я на самом деле могу вспомнить, это обещание амнезии. Забавно…

Снег на секунду стихает, и я думаю о своем старом учителе младших классов, мистере Дженнингсе. “Снег, Джо, – говорил он, – идет, когда Всемогущий ерошит волосы. Божья перхоть, парень. И пользы от него столько же”.

Я смеюсь (глухой звук, уносимый вдаль безликим ландшафтом) над тем, что могу это вспомнить, но не помню, кто я, где я или почему гонюсь за машиной по дороге.

Только это не совсем верно.

Джо.

Так меня назвал мистер Дженнингс, потому что это мое имя.

Джо.

И факт подкрепляет листок на моем пальто.

“Я ДЖО!”

Джо Лазарус.

Машина разгоняется, и хотя я не устал (даже не вспотел, как такое возможно?), я не могу угнаться за ней.

Она поворачивает и исчезает; ее выхлоп дразнит меня.

Я стою посреди дороги, абсолютно один.

И до последних мгновений не замечаю другую машину.

Она тише “Мерседеса” – у нее электрическое урчание, – но это меня не извиняет. Я оборачиваюсь, но слишком поздно; фары ослепляют; кажется, будто она меня не видит. Ни скрипа шин, ни поворота руля, только прущий прямо на меня отвал.

В секунду перед ударом в мое подсознание вплетается ночной кошмар. Ко мне движется бесформенная фигура; ее кости перекручены, как на картинах Дали. Вместо лица у нее череп, за которым лежит безумие, потому что когда она открывает пасть, я вижу лишь бесконечную россыпь черных и белых зубов и океан крови.

Она говорит без слов, ее голос – яд в моей голове. И когда она шепчет свое имя, я почти радуюсь удару машины.

Но удара нет.

Машина проходит сквозь меня, и я издаю незаработанный вопль, поскольку боль, которая должна прийти следом, – ловкий обман.

“Это потому, что ты мертв, тупой придурок, – произносит голос девушки-подростка. – Ты мертв и забываешь вещи. Поэтому у тебя и есть блокнот”.

Блокнот.

Я хлопаю по пальто; наградой мне – ободряющая выпуклость.

Достаю его, провожу пальцем по рельефной эмблеме.

“Драгнет”. “Драгнет”, из-за моего папы.

Я открываю блокнот, поглощаю страницы и записи на них, узнаю о Загоне, чистилище и убитом детективе, носящем мое имя, о предательстве напарника, который был другом».