Нина Михайловна также старалась поддерживать связи со старыми друзьями и коллегами, следила, правда издалека, за постепенным восстановлением Пулкова, радовалась, когда удавалось попасть на какое-нибудь мероприятие и ощутить привычную дружескую атмосферу. «12.III состоялось на Чернышевском пер. 18, юбилейное чествование С. В. Романской и Л. Л. Маткевич (40 л[ет] службы), — рассказывала она Тихову. — Собралось чел[овек] 80 — читали много адресов, телеграмм, писем, потом было тов[арищеское] чаепитие в вычислительной. Очень приятно мне, что удалось побывать там и снова окунуться в старую Пулковскую тов[арищескую] атмосферу. В само Пулково я [еще] не ездила: грустно было бы смотреть на его развалины!»[1779] Такие оказии выдавались не очень часто по разным причинам, но всегда были приятными и служили поводом для рассказа: «Ездила я на защиту диссертации на д[окто]ра ф[изико]-м[атематических] [наук] А. В. Маркова. Народу было много, все Пулковские и отчасти из у[ниверсите]та, ГОИ и Г. А. И. так было приятно очутиться в старой, доброй астрономической семье! Редко приходится бывать и только благодаря Н. И. Идельсону, к[ото]рый дает иногда свою машину. Спасибо ему!»[1780] Поддержание связи со старыми друзьями Нина Михайловна считала очень важным. «Право, я так вспоминаю Пулково своей юности и так охватываю мыслью прошедшие 55 лет, что оно д[о] с[их] п[ор] радует и бодрит, особенно когда <…> надо поддерживать связь и со старыми тов[арищами] — друзьями!.. — писала она Тихову 18 декабря 1951 г. — Не беда, если на письмо уйдет 10–15 минут — это в память юности, свежего воздуха в Пулковском парке, ясных звезд и ясных мыслей о науке и жизни в своей стране. Сколько мы пережили, перевидали, в скольких начинаниях участвовали, когда надо было строить все с начала и не унывать, во имя жизни и науки!» И заключала с оптимизмом: «А сколько интересного, нового давала жизнь и наука! Сколько она еще даст! Надо только уметь любить свою страну…»[1781].
Надо сказать, что академическое начальство и коллеги старались не обижать Нину Михайловну. Почти каждый год она получала путевки в санатории (например, в Болшево, Узкое, Репино), и если санаторий был подмосковным, то обязательно заезжала в Москву. Нечастые путешествия в Москву и встречи с московскими астрономами доставляли искреннее удовольствие Субботиной, даже когда никакая «научная» часть ею специально не планировалась. «Я собственно приехала за путевкой в Болшево, но поскольку астрономы меня встретили с распростертыми объятиями, Шайн сразу повел под руку в 1 ряд и усадил рядом, то значит все было в порядке вещей», — рассказывала она об одной из таких встреч[1782].
Неспособность Н. М. Субботиной долго усидеть на одном месте, о которой когда-то сокрушалась ее мама, не оставила ее и в пожилом возрасте после всех пережитых приключений. Она по-прежнему живо интересовалась всем окружающим, и, конечно, прежде всего научной жизнью, оставалась внимательной, наблюдательной и охотно делилась своими наблюдениями. «Дорогой Гавриил Адрианович! — писала она, например, 8 июля 1950 г. из Можайска. — Шлю Вам привет и добрые пожелания всем. Как живете? Я думала Вас повидать в Москве, но сессию для выборов академиков отложили. Была только „Павловская“ в Доме Ученых. После санатория я заглянула туда: удивилась как ожесточенно спорят и бранят друг друга за ошибки физиологи. Тех, кого год назад возносили (Купалова, Анохина, Сперанского), теперь жестоко критикуют. Астрономы деликатнее! И наука наша точнее… Интересно, что Павлова сравнивают с Ньютоном и Коперником!»