– Но твой человек был чрезвычайно дерзок и наговорил моему брату просто ужасных вещей! – сказал Георг.
– Когда я наделяю кого-то флигель-адъютантскими аксельбантами и посылаю говорить от своего имени, то это значит, что именно я говорю их языком, а не кто-нибудь еще, – сурово произнес Михаил. – Если бы Константин тогда успел выстрелить, и мой человек был бы убит или ранен – вот тогда бы твой брат так просто не отделался бы. Этот мир устроен так, что за своих людей я вынужден мстить без всякой пощады, невзирая на личности тех, кто оказался виновником их гибели. Но так как все обошлось, я решил махнуть рукой и попросту забыть про твоего брата. Нет его для меня, и никогда не было.
– Ладно, я признаю, что в данном случае ты можешь быть и прав! – воскликнул Георг. – Константин описывал все это совершенно по-иному. Но почему ты наказал не только его одного, но и все государство эллинов? Разве же все греки в равной степени так же виновны перед тобой, как и мой брат?!
– Он их наследный принц, – сказал Михаил, – а значит, они забыты вместе с ним. Нет для меня больше такой страны. Кроме того, ваша Греция в эту войну вступила последней и не стяжала в ней ни побед, ни славы. На море греческие моряки разошлись с турками вничью, в Эпире все ваши атаки были отбиты, и даже не регулярными турецкими войсками, а местным албанским ополчением. Уж очень сильно местные албанцы не хотят подвергнуться насильственной эллинизации, как ей подверглись другие народы, оказавшиеся в пределах вашего государства. А до десанта на Измир, то есть Смирну, где ваших солдат ждали местные греки, руки у вашего командования так и не дошли, потому что оно было занято организацией умыкания Салоник. Что же, за такое поведение мы пряниками вашу Грецию должны кормить, что ли, или по головке гладить?
– Но это же жестоко, месье Михаил! – вдруг заговорила сидевшая до того молча Мари Бонапарт, – ведь эти люди оказались ни в чем не виноваты, а вы обрушили на них свой гнев. И, кроме того, как вы объясните то, что с вашего позволения наша Милая Франция была сначала жестоко изнасилована грубыми пруссаками, а потом и вовсе расчленена на части? Вы, будто в насмешку, выдали каждом из возможных претендентов на французский трон по куску их общей родины, смешав при этом старую Орлеанскую династию и нас, Бонапартов…
– Мадам Мари, – галантно сказал Михаил, – я преклоняюсь перед вашим умом, но вынужден отвергнуть ваш пафос. Эпоха безответственности, как сегодня утром сказал британский король, закончилась, и отныне каждый должен отвечать за свои действия. Это касается и Франции, о судьбе которой вы плачете. Часть последствий за предательство союзника, подвергшегося вероломному нападению, для французского государства наступила немедленно, часть оказалась отложена на некоторое время в надежде, что партнер придет в чувство и исправится. Но вот прошло время, и мы увидели, что никакого исправления не произошло. Несмотря на то, что ваши правительства сменялись так же быстро, как и фигуры в калейдоскопе, общий политический курс оставался неизменным. Главной целью французской официальной и неофициальной дипломатии оставалось создание ситуации, при которой Германия была бы вынуждена сражаться на два фронта, потому что в Париже считали, что это позволит им вернуть Эльзас и Лотарингию. Остальное вы знаете. Не было в России таких мерзавцев и террористов, которые не подпитывались бы деньгами французских Ротшильдов и не поддерживались бы вашим Вторым Бюро. Но окончательно чашу терпения переполнило убийство австро-венгерского императора Франца Фердинанда, организованное вашим правительством как раз в тот момент, когда дело дошло уже до быстрой капитуляции. К тому же не Германия объявила войну вашей Франции и нарушила нейтралитет Бельгии, а совсем наоборот. Расчленяя территорию французской республики на шесть королевств, мы преследуем только одну цель – не допустить, чтобы оставшиеся силы вашего народа были потрачены на подготовку очередного реванша, которая окончательно подорвет его возможности к существованию.