– С Филиппин мы вместе с японцами вышибем их в кратчайшие сроки без особого труда, – сказал Бережной. – Тут и к гадалке не ходи. Аляска – гораздо более сложный вариант, а уж к Восточному побережью на трезвую голову и не подступиться.

– Именно поэтому межконтинентальная война грозит быть такой затяжной, – сказал адмирал Ларионов. – Прежде чем подступиться к континентальной территории Северной Америки, нам необходимо будет выдержать битву за Исландию и Карибскую кампанию, и все это время иметь чрезвычайно растянутые коммуникации снабжения через весь Атлантический океан. Думаю, что это дохлое дело. Но как мне кажется, уважаемая Нина Викторовна по вопросу ядерного оружия немного сгущает краски. Если посмотреть список участников команды Манхеттенского проекта, то две трети научных кадров там – эмигранты из Европы, беженцы от злодея Адика. У коренных, с позволения сказать, уроженцев Североамериканских штатов ума хватало только на администрирование материальными ресурсами. Если мы действительно не допустим тут ничего подобного нашей собственной истории, когда интеллектуалы Старого Света волнами спасались от преследований и неустройств за океан, то с научным развитием у североамериканцев будут иметься определенные затруднения. Они ведь и в наше время тоже выезжали на эмигрантах.

– Зато мы приложим все возможные усилия, чтобы у Континентального Альянса ракетно-ядерный меч появился как можно скорее, – сказал император Михаил. – Мы в общих чертах знаем, насколько это важно, владеем информацией о людях, способных это сделать, и обладаем первичными научно-техническими знаниями. А дальше дело только в постановке задачи и в финансировании. Думаю, как только это оружие будет готово, мы вынудим янки к капитуляции, не останавливаясь перед демонстративным применением самого страшного оружия в мире… – император вздохнул. – Думаю, что это случится еще при нашей жизни, а уж наши дети точно будут погружены во все это по самые уши.

– Кстати, герр Ларионов, говоря «Адик», вы имеете в виду некоего Адольфа Гитлера, уроженца Австрии, сейчас примерно девятнадцати лет от роду? – немного невпопад спросил кайзер Вильгельм.

– Да, ваше королевское величество, именно его, – подчеркнуто корректно ответил адмирал Ларионов.

Подкрутив ус, кайзер сказал:

– Еще тогда, когда Вена только стала германским городом, русский император сообщил мне, что в числе миллионов моих новых подданных есть один такой, который в вашем мире ужасающими преступлениями опозорил честное имя немецкой нации. После этого кузен Михель предложил мне разобраться в этом деле самому. Мол, молокососу всего девятнадцать лет, и в будущем он может стать тем ужасающем чудовищем, а может и не стать. О да, это был жест доверия, который еще больше укрепил наш союз. Ведь герр Тамбовцев мог прислать в Вену специальных людей, которые сделали бы так, что с юным засранцем произошло что-нибудь непоправимое, но вполне естественное. Например, он упал бы головой в реку, отравился вчерашними колбасками или некачественным пивом. В летнее жаркое время бывает и не такое. Но вместо этого Михель объясняет мне, в чем дело, и говорит, разберись сам. Тогда я приказал произвести негласное расследование. Да. Несколько агентов тайной полиции выехали на место. Один из них, весьма обаятельный молодой человек, голубоглазый блондин, свел знакомство с главным фигурантом, а другие опросили его знакомых и школьных соучеников. Результат весьма показательный. Все его знакомые, в том числе и наш агент, говорят, что этот молодой человек буквально сочится злобой, направленной на весь мир. Он ненавидит все вокруг, и эта ненависть никак не связана с его неудачами на художественном поприще. Она была у него с самого юного возраста. Исходя из этого доклада, я думаю, что этот человек неисправим, и предлагаю принять совместное решение о его судьбе. Ведь от его действий в конечном итоге более всего пострадали Россия и Германия. Я бы бросил этого мерзавца в тюрьму Моабит и навсегда забыл о его существовании. Какое твое слово, брат мой Михель?